Иду на пл.

Если ты мать-одиночка с двумя детьми, то не очень-то умничай. Не нравится начальник – лучше потерпеть, а то никакого не будет. Не устраивает планета – подумай, у кого ты будешь покупать молоко, если переберёшься на другую. Главное, не выступай, помни о детях.

…Вчера я видела женщину, совсем маленькую, ещё меньше меня ростом, которая не умеет рассуждать в таком духе. Просто не умеет – и всё. 25 августа 1968 года она прикатила коляску со своим трёхмесячным ребёнком на Красную площадь – и стала одной из тех семерых смелых, кто открыто возмутился введением советских войск в Чехословакию.

На самом деле их было "восемь с половиной", учитывая младенца и совсем юную девушку, которую соратники потом уговорили сказать, что она не участвовала, а только присутствовала на этой демонстрации. Но речь не о ней. Я про другую, вполне взрослую особу, мать двоих детей. Про ту, которая припёрлась на Красную площадь с коляской воевать, понимаешь ли, с режимом, а дома оставила сына чуть постарше.

Её зовут Наталья Евгеньевна Горбаневская. Она, ну как бы вам объяснить… Pussy Riot образца полувековой давности. Теперь-то все... ну или многие восхищаются её подвигом, а тогда, наверное, крутили пальцем у виска. Говорили, что она не мать, а ехидна.

Вчера в читальном зале Псковской областной научной библиотеки всё такая же категоричная, теперь уже 77-летняя Наталья Евгеньевна (когда она говорит о себе в третьем лице, то называет себя "Наташкой") вспоминала, как это было. В таких примерно выражениях: "Когда меня стали забирать, эта женщина вынула из коляски моего трёхмесячного ребёнка и подала его мне".

С позиции рождённой ползать

Лично у меня после этих слов мороз по шкуре. Сужу по собственному трусихиному опыту. Когда случился ГКЧП, я была всего-навсего беременной, но хорошо помню тот животный страх, который мне пришлось испытать.

На днях наблюдала толстую гусеницу, которая зачем-то заползла на тротуар и в панике тщетно пыталась ввинтиться в первую попавшуюся щёлочку. А никак. Вот так же и я в 1991-м. Потому что когда у тебя есть ребёнок, даже ещё нерождённый, ты уже совсем не из того теста колобок, который и от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл, а от тебя, Волк, и подавно уйду.

Поэтому я нисколько не удивилась, что первый вопрос, который Наталье Горбаневской задали вчера в библиотеке, был про то, как это ей удалось выбрать между общественным долгом и долгом перед своими близкими. И при этом не "разорваться". Действительно, почему она о чехах позаботилась, а о своих собственных детях – нет.

Наталья Евгеньевна этого вопроса не услышала. Но не потому, что, по её же собственному признанию, стала совсем глухая. Она его не услышала и после того, как её его постарались переформулировать и задать погромче. В отредактированном варианте вопрос прозвучал так:

- Я знала диссидентских жён. Они говорили: "Моему-то там хорошо, ему уже ничего не грозит, а мне и моим детям здесь угрожают". Вот я про эти ножницы: между общественным и личным.

Наталья Горбаневская всё равно не поняла. Видимо, потому, что для неё забота о близких - это правильно вести себя на допросах, чтоб никому из родных и знакомых не навредить. Выработанная её соратниками в конце концов формула такова: вообще не давать показаний. Потому что систему не перехитришь. Бывало, что искренний и честный рассказ интерпретировали потом на суде как показания против своих же. Увлекшись, Наталья Евгеньевна стала вчера вспоминать, как её друг "потёк" на допросах, а потом всё-таки собрался с духом и отрёкся от своих слов. Тогда следователи стали показывать его прежние признания "подельникам" и настраивать его же друзей против него.

Мамы всякие нужны, мамы всякие важны

Она-то не "потекла". Поэтому её, хоть и не посадили, как других, но подвергли принудительному психиатрическому лечению.

В интервью "Эху Москвы" она рассказывала:

- …Когда неясно было, посадят меня или не посадят, мне сказали, что у нас есть тюрьмы для женщин с детьми. Я очень обрадовалась. Мне главное было, чтобы меня не разлучили с моим маленьким ребенком.

И ещё, отвечая на вопрос ведущего программы, что стало потом с её детьми:

…Вы знаете, у меня на допросе был разговор со следователем. Он говорит: "Вот как же вы не думали о детях!", я ему говорю: "Я думала о детях, я думала о том, чтоб детям не было за меня стыдно". И им мало того, что не стыдно, они действительно гордятся".

Так что, получается, её двум сыновьям, которые в тот трагический момент были совсем маленькими, можно только позавидовать. Их мама сделала им как лучше. И многим другим детям, как мы теперь понимаем, тоже. Мне в том числе.

Проблема лишь в том, что "Наташек", наподобие Горбаневской, в те поры оказалось настолько ничтожно мало, что мне, рождённой в самую что ни на есть Пражскую весну, пришлось дожидаться московской ещё целых 18 лет. А потом 21 августа, но уже 1991 года радоваться, что москвичи наконец-то не побоялись выйти на улицы уже огромной толпой и не дали танкам подавить всё завоёванное в Перестройку. Как это сделали такие ж танки в Праге за 22 года до этого.

Так уж получилось, что утром 21 августа этого года я пришла на ту самую Вацлавскую площадь, где 45 лет назад "наши" подавляли вольнолюбивых чехов. А там выставка фотографий.

Наверное, вот с таким же чувством современные немцы разглядывают фотодокументы из архивов Нюрнбергского процесса: вроде, мы-то тут совсем ни при чём, а глядеть чехам в глаза почему-то всё равно стыдно. Интересно, что на этот раз мне было гораздо стыднее, чем 12 лет назад. Приехав в Прагу в начале нулевых я как-то больше верила, что события 1968-го – это ну совсем не про новое поколение россиян.

45 – ягодки опять

Пока я разгуливала по Вацлавской площади, Наталья Горбаневская, оказывается раздумывала, пойти или не пойти на Красную – отмечать 45-ю годовщину той самой демонстрации. В конце концов 25 августа она опять не смогла остаться в стороне и написала в своём ЖЖ: "Иду на пл."

Сюр заключается в том, что демонстрацию разогнали заново. Ну только что саму Наталью Евгеньевну не запихнули в автозак. На этот раз в отделение "Китай-город" доставили десятерых. Полицейские были неумолимы.

"Мы им пытались сказать, что это акция не политическая, а мемориально-историческая, но для них главное, что она была несогласованная. Мы обещали, что через пять минут сами разойдёмся, но это их не устраивало. А ведь если бы разошлись – всё прошло бы без отклика. Не понимаю, кому нужен был отклик? Или это такая локальная глупость конкретных полицейских? Но забавно, конечно".

Разницу Наталья Горбаневская, разумеется, почувствовала. Теперь не то, что давеча: "Моих товарищей не били, плакатов не рвали".

Но главное отличие, по её словам, даже не в этом, а во множестве поднятых с фотоаппаратами и смарфтонами рук. "А от нашей демонстрации 1968 года не осталось ни одной фотографии", - с сожалением сказала она.

Непонятные зигзаги

Естественно, в псковской областной библиотеке Наталью Горбаневскую не могли не спросить, как она оценивает произошедшее в России за последние двадцать с небольшим лет. Не разочаровалась ли она в своей борьбе?

Она упрямо повторила, что в 89-91 годах произошли "два важнейших события 20 века": "Первое – это рухнул коммунизм…Второе – это рухнула советская империя. То, что ваш президент называет крупнейшей геополитической катастрофой, я называю крупнейшей геополитической удачей столетия".

А что же дальше?

По её словам, из такой трясины, в какой мы оказались за 74 года советской власти, без "страшных травм" выбраться невозможно. Странам восточной Европы, той же самой Чехословакии, было легче: "Они меньше прожили под этим режимом. А тут… конечно, уже всякая трудовая, хозяйственная, религиозная, человеческая память у основной массы населения утрачена".

А ещё Наталья Горбаневская стала с сожалением замечать, что за последние двадцать лет жители России успели разувериться в реформах. Им стало казаться, что коммунизм рухнул, а свободы слова они так и не получили.

"Но ведь в 90-е годы был разгул свободы слова! Сейчас люди просто об этом уже забыли. Свобода была! Лет десять. А потом её потихонечку начали зажимать у нас на глазах. Поэтому молодое поколение в неё уже не верит. Но вы-ы-то, старшие, помните?"

Помним, а как же.

Тогда Наталью Евгеньевну, которая живёт во Франции и является гражданкой Польши, спросили, а какой Россия выглядит из Европы – всё-таки европейской или больше азиатской страной. Может, у нас, и правда, какой-то свой, оригинальный, путь?

- Я думаю, что в Европе Россию всё-таки воспринимают как европейскую страну. И возмущаются происходящим именно потому, что в европейской стране такого быть не должно. Будем надеяться, что это продлится, и что с России будут по-прежнему требовать как с европейской страны.

"У меня такое впечатление, что всё идёт очень непонятными зигзагами, - сказала Наталья Евгеньевна. - Уклоняясь в основном в сторону. И это бьёт по шее, по голове, по карману и по душе очень многих людей".

"Но никаких рецептов у меня для вас нет, - строго заметила она. - Рецепты могут быть найдены только здесь. И снизу, а не сверху. Через создание гражданского общества".

Делай что должно и будь что будет

Как истинно свободный человек Наталья Горбаневская – прежде всего поэт. Она славна не только своими политическими выступлениями, но и стихами. И вчера читала их вслух. Поэтому профессор кафедры литературы ПсковГУ Илона Мотеюнайте спросила её, что бы она порекомендовала своим польским соотечественникам из современной русской литературы. Наталья Евгеньевна перечислила несколько фамилий, а потом созналась, что сама уже давно "погружена" в дневники Пришвина: "Выясняется, что современными вещами оказываются не обязательно те, что написаны сегодня".

- Почему-то Пришвин не был диссидентом, - ехидно заметили ей.

- Да, открыто он против власти никогда не выступал. Но он как бы и не давал им пальца в рот, чтобы они его откусили. Например, к нему приезжает радио. Будут записывать его рассказы. Но перед тем, как начать, дают ему небольшой текст, который он должен прочитать во вступлении. Этот текст, конечно же, прославляет товарища Сталина. Пришвин говорит: "Нет, то, что я не сам писал, читать не буду". Как-то он выворачивался, чтобы душу не заложить.

- А насколько вообще художник должен отзываться на политическую систему устройства общества? Или он не обязан в неё вникать, а может обращаться только к вечному?

- Ну если художнику очень хочется прославлять власть – то это его дело. Я думаю, что искренне хотелось очень мало кому.

Продолжая "троллить" Наталью Горбаневскую, псковский блогер Александр Донецкий привёл цитату своего любимого Довлатова: "Кроме коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов". Как, мол, Наталья Евгеньевна относится к этим словам.

- Я обожаю эту фразу. Во Франции меня всегда обвиняли в "пещерном", как его тут называют, а если переводить дословно, то в "первобытном" антикоммунизме. Довлатов, как известно, ради острого словца не пожалеет… по-моему, никого. Ну как я могу относиться к этим словам? Я же антикоммунист. Я против коммунизма. Но я не против коммунистов как отельных людей. Мне их жаль. Ну заблудшие они души. Я пожалела недавно даже судью по делу о демонстрации 6 мая. Поняв, как ей должно быть одиноко. И написала об этом в своём ЖЖ.

Как выяснилось, Наталья Евгеньевна за то, чтобы каждый жил по велению собственного долга, а не как положено или как кто-то, а хоть бы и она сама, считает правильным. Она рассказывала, как перед 25 августа 1968 года к ней приходили очень уважаемые в диссидентских кругах люди и объясняли, почему они НУ НЕ МОГУТ пойти на эту демонстрацию. А она удивлялась, зачем они ей это говорят. Ведь у каждого человека свой выбор и, конечно, может быть множество уважительных причин поступить так, а не иначе.

Она поступила 45 лет назад как ей показалось правильным. А коляску с трёхмесячным ребёнком взяла с собой на Красную площадь просто потому, что не знала, как скоро вернётся обратно, и боялась, что не сможет покормить своего сына вовремя…

Ольга МИРОНОВИЧ. Фото автора и Александра СИДОРЕНКО.