Espresso от Саши Донецкого: "Сайгон" поэта Петра Брандта

- Тема эта в наше время на самом деле достаточно щекотливая, и вот почему, – начал Пётр Брандт свой рассказ. – Страна, в которой мы жили, с моей точки зрения, была неплохой. Во многом она была лучше той страны, в которой мы живём сейчас. Она была и справедливей по отношению к людям. Там существовали вещи, которых сейчас нет. Например, бесплатное и честное образование, это я вам говорю, как человек, кончивший в то время математический факультет университета. И мои сокурсники, оказавшиеся за границей, легко устроились в самые престижные научные центры и институты. Это была страна, в которой невозможно было выбросить старика из квартиры только потому, что он по пьяной лавочке подписал какие-то бумаги. Это всё правда.

- Однако, правда и другое, – свернул свою похвалу СССР Пётр Брандт. – Это была страна, в которой мнение человека, его совесть находились под прессингом. Причём не то чтобы явным, но очевидным – буквально со школьной скамьи. Страна была не просто атеистической – это было бы полбеды, - и не просто богоборческая. СССР – страна идолопоклонническая. Были изобретены идолы. Ленинизм, Ленин, которым люди должны были кланяться, и если это было не так, то человека вежливо просили. Если человек сопротивлялся, то ни в каких серьёзных областях образования и культуры (кроме, скажем, балета или искусства перевода) для него карьера была закрыта. Культура была вся сплошь идеологизированная, а значит, в определённой степени греховная. Потому что сама культура была идолопоклоннической. Поэтому и появилась уличная культура "Сайгона" и Малой Садовой.

Вообще-то питерский поэт Пётр Брандт приехал в Псков для того, чтобы представить псковским ценителям стихотворного слова свой новый поэтический сборник "Вино одиночества". Встречу с читателями организовали работники Псковской городской библиотеки на Конной и актёры Псковского драматического театра имени Пушкина - Виктор Яковлев и Сергей Попков.

А что такое встреча с поэтом? Правильно – авторское чтение стихов. И Пётр Брандт стихи читал. Но не только стихи. Читал он и автобиографическую прозу. И много комментировал.

А ещё организаторы попросили рассказать гостя из северной столицы о легендарном "Сайгоне", месте, ставшем для советского Ленинграда центром неофициального искусства.

Как гласит предание, "Сайгон" - неформальное название знаменитого  кафе по адресу Невский проспект, 49, при ресторане "Москва", где собирались непризнанные и гонимые гении андеграунда. Здание на пересечении Невского и Владимирского проспектов  было построено по заказу владельца А. М. Ушакова в 1880 году выдающимся архитектором Сюзором. При гостинице работал ресторан, который и занял всю площадь, когда гостиницу закрыли. За рестораном сохранилось название "Москва". Безымянное кафе при ресторане  открылось 1 сентября 1964 года. Поначалу обитатели заведения нарекли его "Подмосковьем", но в разгар войны во Вьетнаме за кафе закрепилось название "Сайгон".

"Сайгон" знаменит тем, что, кроме многих прочих представителей питерской творческой интеллигенции, его постоянно посещали такие известные ныне поэты, актёры и художники как Иосиф Бродский, Сергей Довлатов, Евгений Рейн, Иннокентий Смоктуновский, Борис Гребенщиков, Виктор Цой, Михаил Шемякин, Юрий Шевчук, Олег Гаркуша, Константин Кинчев, группа "Митьки" и проч.

- Появление уличной культуры неслучайно, – продолжил свой рассказ постоянный посетитель "Сайгона" Пётр Брандт. – Конечно, всегда были люди непризнанные, которых понимали только потомки. Но на каждого такого непризнанного гения приходилось 99% людей мало способных, и неспособных выдержать настоящую творческую конкуренцию. Однако в ситуации "Сайгона" всё обстояло не так. Всё-таки это была культура людей, не согласившихся существовать под прессингом советской идеологии. И культура эта была благословленной – я это отлично чувствовал. Такое впечатление, что на вас смотрят какие-то глаза. Не просто всё было. Мы чувствовали себя солдатами невидимого фронта. За нами стояла какая-то энергия. Откуда-то за нами наблюдали, и это явно ощущалось. Действительно присутствовала сила и духовная мощь.

Любопытно, что Пётр Брандт – пскович по рождению. Он родился в доме по адресу Рижский, 5, и из окна читального зала библиотеки на Конной – уж так совпало – открывается вид на тот самый дом, на окошко с балконом, где и провёл свои младенческие годы будущий петербургский поэт Пётр Брандт.

- Когда духовное сопротивление режиму кончилось, очень многие уличные поэты испытали кризис и обнищание, потому что невидимые силы, которые нас поддерживали, отошли, когда ситуация изменилась.

И Пётр Брандт прочёл вслух фрагменты своего автобиографического эссе "Джентльмены из "Подмосковья", по ходу чтения комментируя возможные "непонятности".

- Ну и так далее. Я не буду читать всю статью, – объявил Пётр Брандт, и прокомментировал прочитанное. - Сейчас, когда я говорю о второй культуре Санкт-Петербурга, я многое там дифференцирую. Не все авторы мне нравятся, но вы знаете, что итогом всему этому явлению стала многотомная антология, изданная Константином Кузьминским в Америке, - "У голубой лагуны".

- От этой культуры я не отказываюсь. Были там, на мой взгляд, значительные авторы 20-го века. Один из них – ваш земляк Евгений Шешолин.

Второй поэт – Роальд Мандельштам. Это настоящие поэты, которые в советской поэзии не смогли бы состояться. Для этого им просто не хватило бы благословления. Сколь бы ни было разнообразно общество "Сайгона", оно было способно порождать достойные явления. Всё это сейчас, конечно, очень романтично описывается, но необходимо понимать, что "Сайгон" - это всё-таки условный, как говорят сейчас, бренд. На самом деле это было всесоюзное явление, и во всяком городе существовали такие неофициальные поэты и художники второй культуры. Безусловно, это часть нашей культуры, которая была замечательна тем, что она была свободна. Вне зависимости от того, насколько талантливы были её представители. Кто-то талантлив, кто-то – нет. Но главное, что она состоялась только при одном условии – прекращении всяких отношений с творческими союзами советской власти.

Потом были стихи из книги, которую Пётр Брандт, собственно и привёз для презентации, - "Вино одиночества", а я, сидя рядом с библиотечным компьютером, быстро нашёл в Интернете цитированную автором статью.

Один из последних абзацев показался мне особенно пронзительным:

"…Никогда уже более с этих пор в поэзии второй культуры не вырастал образ юноши в демисезонном пальто с поднятым воротником, глядящего на вас из подворотни вдохновенно отчужденными или, наоборот, горящими глазами. Действительно, ведь именно этот образ угадывался в стихах практически всех "уличных" питерских поэтов шестидесятых и начала семидесятых годов. Именно этот образ отличал питерскую поэзию, скажем, от московской. В образе этом была своя сила и правда, и именно он делал всю в целом "уличную" поэзию тех лет прекрасной. Образ этот теперь умер безвозвратно".

Что ж, всё умирает, ветшает и обнашивается, и здесь очень точными мне показались слова Петра Брандта о назначении и смысле поэзии:

- Поэзия – это вершина, к которой все карабкаются с разных сторон, но вершина-то одна. Это как огонь. Сначала его получали трением, из дерева, из угля, из нефти, из газа, но всё это огонь. Красота не бывает старой. Так же как вы встретите красивую женщину, она вам в любом случае понравится. Красота есть красота. Это – всегда тайна, всегда откровение, всегда истина. И взобраться может далеко не каждый. И если вам удалось, какими бы хожеными дорогами вы не шли, вы всё равно новатор. От художника требуется только одно – он должен подойти к божественной истине. А поэзия людям должна быть необходима. …Понимаете, когда я перечитываю свою статью, написанную лет 5-7 назад, я вижу, как она устарела. Но когда я читаю настоящие стихи, то убеждаюсь, что они всегда новы. И в этом – непреходящий смысл поэзии, её непререкаемая ценность.

Саша Донецкий.