Espresso от Саши Донецкого: Из ряда вон люди

О художнике Евгении Орлове пишут, что он соединил русский авангард, достижения конструктивистов и православную икону, а результатом этого сложного синтеза стала его, Евгения Орлова, персональная версия русского космизма, художественной практики, претворяющей духовные искания на живописные полотна или прямо в пространство выставочного зала, как в проекте "Ледовое побоище (Саморазвивающийся квадрат)".

В начале 80-х Евгений Орлов уехал из Ленинграда, в котором родился и вырос, на Псковщину, где занимался росписью православных церквей. Вернувшись в 83-ем в родной город, выступил в роли одного из организаторов андеграундных выставок Товарищества Экспериментального Изобразительного Искусства (ТЭИИ).

В 1987 году именно Евгений Орлов организовал первую в России выставку, посвящённую тысячелетию Крещения Руси. Тогда же в Карелии он познакомился с художником-космистом Борисом Смирновым-Русецким, совместно  с которым организовал цикл выставок русских космистов в Москве, Ленинграде и Стокгольме.

Участник более 150 выставок в России и за рубежом.

Вместе с Сергеем Ковальским в 1998-ом основал Музей Нонконформистского Искусства в  Санкт-Петербурге, директором которого и является по сей день.

- Евгений Михайлович, ваш очередной визит в Псков имеет частный характер или вы опять по делам экспозиционно-музейным?

- Частные визиты у меня крайне редко бывают. Я всегда пытаюсь частное совместить с полезным. Так и сейчас. Закончились выставочные проекты, в которых участвовали псковские художники, и я привёз работы, участвовавшие в этих проектах. С этим и прибыл.

- Понятно, что мы будем с вами говорить о состоянии современного искусства - в мире, в двух российских столицах, в провинции, и вот мой первый вопрос. Известно, что весной прошлого года государственная художественная премия "Инновация" была присуждена леворадикальной арт-группе "Война" за их скандальную работу "Х…й в плену у ФСБ". Тогда активисты группы изобразили фаллос на Литейном мосту в Санкт-Петербурге напротив здания местного управления ФСБ. И вот теперь не очень понятно, что считать более скандальным событием: акцию "Войны" или факт присуждения им Госпремии? О чём вообще это может свидетельствовать?

- Мне как-то реакцию власти тяжело оценивать. У нас в Питере при комитете по культуре существует совет по современному искусству, так вот, мы как-то однажды собрались, и чиновники спросили наше мнение по поводу этой акции.

- И ваша оценка?

- Я считаю, что это акция находится не в сфере актуального искусства, а, скорее, в сфере социального протеста. В том, что это именно искусство, я глубоко сомневаюсь.

- Но ведь существует так называемый прагматический аспект искусства. Грубо говоря, это когда некий арт-объект получает общественную развёртку, проецируется в действительность, хочет этого сам художник или нет. Допустим, слава "Чёрного квадрата" на 99% зависит именно от этого.

- Нет, я думаю, что слава "Чёрного квадрата" зависит от личности Казимира Малевича и от того, что он сделал для теории искусства и в самом искусстве, независимо от знаменитого изображения, названного "Чёрным квадратом". "Квадрат" - констатация факта и решение некой визуальной проблемы, и дальнейшая дискуссия здесь роли не играет.

- Но если не было бы "Чёрного квадрата", Малевич был бы меньше известен.

- Не согласен. Есть Казимир Малевич. И есть "Чёрный квадрат". Это уже факт. Просто "Квадрат" - часть его жизни и часть его позиции в искусстве. Без Малевича никакого "Чёрного квадрата" и не было бы. В этом и заключается уникальность его вклада в искусство.

- А вклад арт-группы "Война", получается, не уникален? Любой другой художник мог бы изобразить нечто подобное?

- Ну, следует признать, что сделали именно они. На Литейном мосту фаллоса до них не было. Хотя подобных акций было уже довольно много. Где-то в других местах всё это было. Заборов у нас много.

- Некоторые искусствоведы высказались, мол, эта акция очень питерская. Потому что разводящиеся мосты постоянно вызывают фаллические ассоциации.

- Знаете, есть такие люди, которые в любых явлениях жизни ищут фаллические ассоциации. Это вообще такие специальные люди. Вот мы сейчас сидим в библиотеке, да?

- Да.

- Раскроем какую-нибудь книжку. И я вам скажу, что это раскрытие вагины. И вы мне подыграете: "О! А Орлов-то какой молодец!".

- Я даже никогда не задумывался, что книжка может служить метафорой вагины.

- Вот видите! То же самое и с Литейным мостом. У кого-то фаллические ассоциации, а у кого-то совсем другие.

- Но в той ситуации, видимо, важно, что рядом с Литейным мостом находится здание ФСБ, то есть органы? Такая вот семантика…

- Да, конечно, смысловые связи возникают. Есть органы. И есть главный орган. И главный "орган" именно на Литейном мосту, а не рядом.

- Ну, с акцией арт-группы "Война" как раз всё понятно. Не понятна, повторюсь, вручённая им за эту акцию Госпремия. Четыреста тысяч как-никак. Вот почему все, мягко говоря, недоумевают.

- Ну, хозяин – барин. Захотели и дали. Мы бы, например, дали кому-нибудь другому.

- Не свидетельство ли это того, что власть с художниками заигрывает?

- А власть всегда с художниками заигрывает. Она кого-то гладит по шерсти, кого-то против шерсти. Было время, когда власть заигрывала с религиозными художниками. До сих пор с Ильёй Сергеевичем Глазуновым заигрывает. Прежде заигрывали с Зурабом Церетели. Логику в действиях власти вообще искать трудно. Художник – он же ведь всегда бунтарь. И в целом – революционер. Пускай он лучше на мостах что-нибудь рисует, нежели взрывает небоскрёбы какие-то. Хотя взрыв небоскрёбов – это тоже своего рода художественная акция.

- А если говорить о Музее Нонконформистского Искусства, который вы возглавляете, вы к чему ближе, к актуальности или всё же к традиции?

- Музей Нонконформистского Искусства начался с коллекции этого искусства, и основная задача музея эту коллекцию сохранять и работать с художниками, именно с нонконформистами, а всё остальное – это уже другие проекты. В последнее время появилось много музеев и галерей современного искусства, и у них, понятно, свои задачи, у той же "Эрарты", например. А вообще мы осуществляем разные проекты, в том числе и в направлении актуального искусства. Работаем и с провинциальными художниками, и с иностранными. Хотя основная работа, которая внутри, - это коллекция.

- В последние годы наметился прогресс – не прогресс, а, скорее, "движуха", так сказать, в отношениях между Музеем Нонконформистского Искусства и некоторыми псковскими художниками, да?

- Да, очень точное слово – "движуха". Я тут как раз читал устав Псковского регионального общественного движения "ПсковАРТ", и мне очень понравилось, что "ПсковАРТ" - не организация, а именно – движение. Существует, например, такое явление в мире как освободительные движения. И вот я думаю, что "ПсковАРТ" такое освободительное движение в искусстве Пскова. Художники освобождают зрителей от чего-то застоялого, мёртвого, они пытаются двигаться куда-то вперёд.

- Ну, это ж буквально пара-тройка человек плюс "примкнувший к ним Шепилов", то есть ещё пара-тройка художников, и всё?

- А вы слышали о роли личности в истории? Возьмём крупнейшие и значимые музеи. В основе их всех – частные коллекции людей. То есть собрание одного человека или семьи. Царская семья, Третьяков или товарищ Гуггенхайм. Вот и Орлов с Ковальским взяли и собрали коллекцию нонконформистов. Количество здесь абсолютно не важно.

Может быть, вскоре новые люди появятся. Сейчас у людей просто выбора больше, есть возможность ездить, занимаясь другими видами человеческой деятельности. В 60-70-е годы искусство было более сакральным явлением. Помню, приезжаешь в какую-нибудь деревню, идёшь с этюдником, и все окружающие: "Ах! Художник приехал!". А сегодня – ну, приехал и приехал, и хер с ним.

- Поколения сменились?

- Конечно. И потом, существует ведь совсем другой мир, виртуальный, туда можно залезть навсегда, и никогда оттуда не высовываться, и чувствовать там себя хорошо.

- Если судить по псковской выставочной жизни, то молодых художников вообще не существует. Самым молодым – уже за пятьдесят. Как это понимать? Такое впечатление, что молодых художников в Пскове просто физически нет?

- Так в Пскове просто мало выставок бывает – вообще! А не только – молодых. Тем, кто выставляется, зачем им молодые? В Пскове, наверное, и структуры-то, занимающейся искусством молодых, нет?

- Не знаю, не слышал. Может при отделении Союза художников что-то официально и есть…

- А у нас в Питере такая структура есть. И не нечто официальное при Союзе художников, а на самом деле и всерьёз. В Питере в последние годы появилось множество точек, где молодые выставляются. Ну, скажем, "Этажи", "Треугольник", "Красный октябрь", такие художественные пространства на заброшенных заводах. Мы проводили в прошлом году акцию под названием "М.арт", то есть молодые художники в марте. Точки эти мы объединили в один фестиваль, и автобус со зрителями ездил по этим местам. А в этом году мы решили их работы выставить у нас в Арт-Центре на Пушкинской, 10. Наши работы отправятся в их пространства, и получится ещё один фестиваль.

- Вы имеете чёткое представление о современном зарубежном искусстве? Какое место занимает Россия в этом процессе?

- Зарубежное искусство очень однообразное и монотонное. Куда не придёшь, либо постеры огромные развешаны, либо стоят видики, да в таком количестве, что ничего посмотреть не успеешь, и ничего не поймёшь. Ведь видео-арт – это не кино. Кино на других принципах существует, оно втягивает в себя зрителя. А видео-арт – это нечто другое. Представьте, один сплошной видео-арт, и вот всё это в выставочном зале на экранах крутится. Большие помещения – большие постеры, маленькие помещения – маленькие постеры. И это всё.

- То есть победила технология, которая убила искусство?

- Нет, технология ничего не убивала. Просто это такое вот искусство. И лично этого мало. Живопись ведь тоже технология (раньше говорили: техника). Так вот либо живопись хорошая, либо не очень, средняя. Есть ещё плохая.

- Плохая, то есть банальная?

- Бог его знает. Лучше сказать, ну, никакая.

- Есть художники, которые более-менее владеют академическими приёмами живописи, но они повторяют то, что было до них. Это и есть плохие художники?

- Да пускай они владеют, чем хотят или могут. Но мы же говорим о художниках. То есть о людях новаторского склада, которые совершают какие-то открытия в жизни и искусстве. Настоящие художники – это всегда неудобные люди. Люди, из ряда вон выходящие. А все остальные пускай заканчивают свои училища, овладевают ремеслом и деньги зарабатывают. Но это вовсе не означает, что они художники. Да, у них есть профессия. Так же как есть профессия, к примеру, швеи, и есть профессия художника-монументалиста. Но в глобальном смысле он не художник.

- То есть художник, согласно вашим критериям, это тот, кто всегда идёт вперёд, осваивая новые территории в жизни и искусстве? Так можно сказать? И не важно, что является для него средством выражения: холст и кисти или фотоаппарат и компьютер?

- Конечно. Мне лично, к примеру, всегда было интересно решать задачу не в пространстве конкретного полотна, а в пространстве конкретного помещения посредством живописных или инсталляционных произведений. Я не пишу картину как таковую, я делаю её частью экспозиционного пространства. То есть создаю единые живописно-пространственные композиции, состоящие из отдельных элементов.

- Любопытно, а вот искусство Москвы и Питера? Можно назвать какие-то характерологические черты того и другого?

- Искусство Москвы отличается от искусства Питера тем, что оно сделано в Москве, а не в Питере, и всё. И ещё в Москве больше искусства, чем в Питере.

- А место разве не влияет на мировоззрение художника? Ведь есть даже такое понятие – "гений места"?

- Ну, знаете, всё по-разному. На кого-то место воздействует, а на кого-то – нет. И есть художники, которые утверждают, что им всё равно, где делать искусство. Взять, к примеру, псковского художника Анатолия Жбанова, он делает своё искусство в деревне, и очень у него это неплохо получается. А в Пскове, может быть, у него ничего подобного не вышло бы.

- А кроме Жбанова на Псковщине есть ещё новаторы?

- Я так скажу. В наших проектах участвуют же псковские художники? Вот те, кто участвует, те и делают современное искусство. Хорошо или плохо, много или мало – это уже другой вопрос. Мне, допустим, понравились работы Ильи Сёмина. Их беда в том, что они не до конца "разогнаны", как у тех же западных художников. Его бы работы взять и действительно "разогнать".

- Что значит в данном случае "разогнать"?

- Значит, доделать до конца: сделать огромные постеры и внедрить в среду, как это и показано на фотобумаге. И всё сразу заиграет и будет смотреться совершенно по-другому. Как, собственно, и делается это на Западе.

- На Западе вообще кто искусство финансирует, государство, какие-то фонды или сами художники?

- Сами художники нигде и никогда своё искусство не финансируют. Какое время не возьми. За исключением тоталитарных государств, где искусство финансировалось для того, чтобы пропагандировать государственный строй или образ жизни советского человека, либо фашистского человека, как в СССР или в Германии в годы "Третьего Рейха". А вообще в мире искусство финансируется разными структурами. Сам по себе художник себя финансировать не в состоянии. Художник ведь не для этого Богом создан. Он что должен напильником на заводе деньги зарабатывать, чтобы картину покрасить?

- Согласен. Но представим себе, что какой-то художник хорошо продаётся. Он ведь может инвестировать, что называется, в себя? Быть как бы одновременно и художником, и бизнесменом. Допустим, закупив те же телевизоры для того, чтобы демонстрировать свой видео-арт?

- Это всего лишь частный случай. Есть более успешные в финансовом отношении художники и менее успешные. Не в этом суть. Художник на самом деле работает не ради денег. И на художественном уровне коммерческий успех не сказывается. Искусство и его продажа – это разные вещи. Слава Богу, если кому-то повезло, и он может на средства, которые получил от продажи, жить и дальше осуществлять свои проекты. На Западе таких художников – буквально единицы. И это там, где коммерциализация искусства, то есть система галерей, промоушена, тиражирования и т. д. очень развита. Понимаете? А что уж говорить о России?

- А что можно сказать о России?

- У нас всё делается по-русски. То есть красиво, утончённо и с надрывом. Но я убеждён, что в итоге всё будет сделано в России. Лично для меня то, что сейчас делается в России, намного интересней и разнообразней, чем на Западе. Я в этом году буду как раз участвовать в большой ярмарке искусства со всего мира, вот и сравню, что да как происходит у них и у нас. Это раньше можно было сидеть на одном месте и ждать, когда тебя найдут и покажут. Сегодня художник должен быть человеком информированным. Ничего не поделаешь – жизнь такая стремительная. И нужно знать, где и что происходит. И здесь огромную роль играет Интернет, мощнейший информационный ресурс, где можно найти всё, что угодно. Хотя, с другой стороны, я совсем не исключаю, что это тоже может быстро надоесть, и мы снова придём к тому, что будем голыми руками лепить горшки, какие-то головы красить, писать большие фактурные картины. Хотя, впрочем, никто этого и не прекращал делать. Всё-таки человеку присуще стремление создавать нечто собственными руками. Художник – всегда творец, он создан по образу и подобию Божьему, и всегда хочет сотворить своего собственного Голема. У человека имеются определённые органы, Господом Богом ему данные, и он должен эти органы использовать.

Саша ДОНЕЦКИЙ