Espresso от Саши Донецкого: Ох уж этот Довлатов!
В ночь с понедельника на вторник в эфир НТВ вышло очередное ток-шоу Авдотьи Смирновой и Татьяны Толстой "Школа злословия". На этот раз гостем студии стал петербургский писатель Валерий Попов, год назад выпустивший в серии ЖЗЛ скандальную книжку о Довлатове.
С Довлатова, вернее с книжки о нём, разговор и начался. Причём настолько зубодробительно, что, судя по эфиру, Валерий Попов на протяжении последующих сорока минут так и не оправился от психологического нокдауна, в который его послала явно жаждущая крови Дуня Смирнова.
Опытная телеведущая, с трудом скрывая свою глубоко личную неприязнь к Попову как человеку и писателю, сразила его вовсе не оценкой содержания, а претензией к форме, что, понятно, писателю должно быть особенно обидно.
Замечу, при этом, что конкретно в этой претензии Дуня была абсолютно права:
"…Давайте прям начнём с нехорошего, - недобро поблёскивая колючими глазами, заявила Авдотья гостю с берегов Невы. – Я не знаю, как Татьяна, но я читала вашу книжку о Довлатове. Притом, что я не могу судить о справедливости или несправедливости претензий наследников и так далее, мне как читателю видно только одно. Я вижу, что книжка сделана неряшливо, её не вычитывали, там повторяющиеся куски, прямо повторяющиеся фразы, просто прямо целиком. И когда это выходит в серии ЖЗЛ, которая с некоей академической традицией, меня охватывают раздражение и злоба. Потому что я понимаю: вот так вот быстренько, задней левой ногой, талантливый замечательный писатель Попов "сбацал" мне книжку про Довлатова: "На, Дуня, хавай!".
И дальше Дуня Смирнова обвинила писателя Поповав халтуре и хамстве по отношению к читателю, в том, что он держит потенциального покупателя книжки о Довлатове "за придурка, который все это съест".
Пребывая в состоянии гроги, уважаемый питерский литератор вяло и неубедительно оправдывался, и нёс полную пердулу: о том, как он попадал в дурацкие ситуации. К примеру, в парижском отеле получив нокаут, смешно ударившись лбом о стеклянную дверь, когда дюже спешил на встречу с президентом Франции Жаком Шираком. Или: как на глазах у зарубежных литераторов поедал из целлофанового мешочка "еду с помойки".
Примеры, не шибко убедительные, должны были уверить телезрителей, что у настоящего художника все житейские поражения в итоге превращаются в творческие победы. Применительно к Довлатову – ещё более сомнительная "теория", поскольку "за кадром" как бы оказывается собственно качество литературы. Словно суть творчества в том, чтобы заведомо проигрышные обстоятельства обращать в удачи, а тексты – так, лишнее и избыточное приложение к судьбе.
Именно эту "жизнетворческую" концепцию навязал Валерий Попов персонажу своего "мемуара", хотя дополнительный упрёк Дуни Смирновой обращался не к навязанной тенденции, а к тому, что в писанине Попова "нет образа Довлатова", и получилась "книжка от имени окрестностей, где Довлатов – деталь пейзажа".
В течение эфира Смирнову прямо корёжило от ненависти и сарказма, и всё это выглядело так же отвратительно, как и косноязычно-беспомощные попытки собеседника выглядеть достойно (и это несмотря на все попытки Татьяны Толстой явно помочь коллеге, как-то смягчить жёсткость атаки и разрядить ситуацию).
То есть Попов "поимел" публичную вз…ёбку, и, наверняка - поделом.
Что меня ещё покоробило, так то, почему телеведущая, сама писательница, обратила столь ощутимые претензии к автору, а вовсе не к издательству "Молодая гвардия", которое – по-справедливости – и несёт главную ответственность за редактуру и корректуру печатаемого текста.
Присутствует в вопросах Дуни – повторюсь, при всей их справедливости, - некоторое лукавство, тем более очевидное постоянным зрителям "Школы злословия", которые знают, что, если собеседник по каким-то причинам Дуне симпатичен, то острых вопросов от неё не дождёшься, а если, наоборот, неприятен, то она готова публично изойтись на говно.
Понимаю, что одна из предложенных форматом телепередачи ролей – "злословие" или ниспровержение "мнимых" кумиров, но слишком уж это "ниспровержение" избирательно и субъективно.
Это даже не претензия, а факт. Дуня Смирнова в "Школе злословия" выступает (ещё раз подчеркну – только иногда, сообразуясь с глубоко личной антипатией) как продолжательница фамильных традиций. Как известно, её папа, известный кинорежиссёр, сценарист и актёр Андрей Смирнов в перестройку ниспровергал руководство Союза кинематографистов, а дедушка, литературный генерал Сергей Смирнов, осенью 1958-го обличал "предательство" поэта Бориса Пастернака.
Надеюсь, что в своих обличениях все Смирновы искренни, и, если действительно так, то искренность намерений вполне может служить индульгенцией. Поэтому моя единственная претензия к "атаке" Дуни Смирновой на писателя Валерия Попова заключается в том, что в стороне, увы, остался весьма актуальный разговор о претензиях к книжке наследников.
Телеведущие вправе сами выбирать вопросы для ток-шоу, и телезритель им не указ. Но здесь - в связи со случившимся скандалом вдова Довлатова запретила мемуаристу и издательству использовать письма Довлатова и его фотографии - возникает предельно острая и общественно значимая тема – об авторских правах и этичности их предъявления биографам и на суд публики.
С этим утверждением можно спорить, но я убеждён, что как раз "наследники", а вовсе не мемуаристы, пользуясь устаревшими и подчас просто абсурдными требованиями закона о роялти, ведут себя по-хамски по отношению к читателю.
Так, вдова Елена Довлатова явно "кастрировала" книжку Валерия Попова, а ещё раньше – в 2002-м году - ей удалось через суд запретить (слава Богу, не уничтожить) тираж "Эпистолярного романа", то есть переписку Сергея Довлатова и Игоря Ефимова 1979 -1989 годов, опубликованную издательством "Захаров".
Здесь необходимо пояснить, что нынешнее довлатоведение (в том числе и телевизионное) чётко делится на два лагеря: тех, кто в угоду наследникам старается "пригладить" факты биографии писателя, и тех, кто вопреки наследникам и другим добровольным и чересчур пафосным "хранителям памяти", всё-таки пытается остаться ближе к истине.
И вот в случае с Валерием Поповым, как мне представляется, именно так и вышло: при всех стилистических огрехах, он не угодил пресловутым "наследникам" как раз тем, что затронул табуированные ими темы личной жизни писателя.
А Дуня Смирнова – нарочито или непроизвольно – увела телезрителя от фактов довлатовской биографии, к манере её исполнения.
Небрежность формы в данном случае не есть знак какой-то другой неправды. О Довлатове написано и снято в последние годы много, и вот как раз лукавством выглядит желание замолчать или купировать факты его жизни.
Факты эти не являются чем-то сенсационным, из ряда вон выходящим, тем, чего мы якобы не знаем, и касаются исключительно личной жизни писателя.
Однако у "наследников", вернее, наследницы уж слишком велико желание "исправить прошлое", набросив на чужой роток стыдливый платочек с вышитым гладью финиковым листочком.
"Грех" Валерия Попова перед наследниками заключается, видимо, в том, что он не стал скрывать от читателя, что у Довлатова, как признался персонаж повести "Заповедник, тоже "да и с женой приключилась беда".
В "запрещённых" письмах к Игорю Ефимову Довлатов не раз эту "беду", то есть, выражаясь без обиняков, супружескую измену упоминает.
Притом, что сам Довлатов, само собой, отнюдь монахом не был, и фактически погиб на квартире своей тогдашней любовницы (а не "законной" жены Елены), вовремя не распознав в похмельной боли сердечного приступа.
Не стал Валерий Попов "скрывать" (а это, кстати, зачем-то часто делают другие мемуаристы) общеизвестные факты о "внебрачных дочерях" Довлатова – Маше и Саше.
Всё это выглядит несколько мелко и не вполне, быть может, уместно, но, кажется, именно слегка "ошалелая" независимость позиции нашего мемуариста и явилась главной причиной его обструкции со стороны "наследников".
Распространённое возражение против "копошения в грязном белье" трудно принять, потому что, как, увы, показывает опыт, после смерти начинается не только история, но и самая бессовестная её "лакировка".
Саша ДОНЕЦКИЙ
