Espresso от Саши Донецкого: Россия в 2039 году

Русский государственный строй –

это строгая военная дисциплина вместо гражданского управления,

это перманентное военное положение,

ставшее нормальным состоянием государства.

Маркиз Астольф де Кюстин

"Россия в 1839-м году"

Пока штатные политологи сшибаются виртуальными лбами, выясняя, так ли кошмарна и жутка выдуманная ими "проблема 2024", как её сейчас малюют ангажированные журналисты карликовых партий, не худо задаться вопросом: а что, собственно, ждёт Россию лет эдак через тридцать?

Футурологические прогнозы – занятие крайне неблагодарное, и главный их ущерб в том, что они – к сожалению ли, к счастью? - редко сбываются. Жизнь хитроумнее и богаче любого вымысла.

Реставрируем в воображении чёрно-белые кадры стартов первых космических ракет и романтике полётов вокруг Земли, вспомним о небывалом оптимизме той эпохи и небывалой вере в прогресс, лучшей иллюстрацией которой стал фантастический фильм Стенли Кубрика "Космическая одиссея 2001". По тогдашним представлениям фантастов (соавтором сценария был Артур Кларк) буквально через тридцать лет должны были осуществиться мечты о межпланетных экспедициях на космических кораблях.

И вот мы встретили миллениум, пережили нулевые, а человечество только-только, по-пластунски, подбирается к некой гипотетической возможности полёта на Марс.

И в то же время, параллельно космической теме, как недооценили всяческого рода футурологи и фантасты вероятности внедрения в повседневную жизнь бытовой электроники – всех этих гаджетов, выводящих человека во всемирную сеть.

Ещё в начале 90-х никто особенно не задумывался о феномене Интернета, компьютер считался дорогой игрушкой, при помощи которой удобно печатать и размножать тексты, а ещё – играть в "бродилки" и "стрелялки".

Фрукты с генами таракана казались невероятным нонсенсом. А этическая проблема возможности клонирования человека – блажью умалишённых.

Прогнозы на ближайшее и отдалённое будущее, при этом, никто не отменял, но футурологи в большинстве своём ткнули пальцами в небо. Что касалось даже не развития технологий и их ускоряющегося внедрения в практику, но и политической реальности. Ну, кто в начале 80-х всерьёз предрекал развал СССР лет через десять?

Зато художники оказались много проницательней. Так, Владимир Набоков ещё в 1936 году, пользуясь поэтикой абсурда и фантастики, создал образ насквозь проницаемого мира и его прозрачных героев ("Приглашение на казнь"). Кроме того, Набоков в этом сравнительно небольшом тексте ещё и предугадал такое явление современного нам мира как политкорректность.

Вина главного персонажа – Цинцинната Ц. – состоит исключительно в том, что он не прозрачен перед "лучами" окружающих его людей, и как бы не исхитрялся герой, стараясь обмануть соглядатаев, он неизбежно возникает перед ними в образе "тёмного куба", остаётся непонятным и непознаваемым, за что ("гносеологическую гнусность") его и "приглашают на казнь".

Все персонажи, кроме Цинцинната Ц., изъясняются посредством эвфемизмов, и представляют собой не то, чем хотят казаться.

Спустя десять с небольшим лет английский писатель Джордж Оруэлл создал свою неприглядную картину будущего в романе "1984", опубликованном в 1949.

В романе описаны мрачные будни тоталитарного государства, пребывающего в состоянии перманентной войны, где люди разговаривают на "новоязе", судят за "мыслепреступления", и каждый должен помнить, что "Большой брат следит за тобой".

Чем, в принципе, не наше настоящее, если отвлечься от художественных подробностей созданных писателями миров?

Уже сейчас индивид, пусть живущий не в глухой деревне, а в мегаполисе, просвечивается тысячами камер слежения, а сам, положив в карман мобильный телефон, находится под тотальным контролем. Во всяком случае – если потребуется компетентным органам, сотрудники специального отдела извлекут на свет Божий распечатку разговоров субъекта N за энный период. Молодые люди, живущие в сети, уж точно общаются на новоязе, который и не снился Оруэллу.

И чем дальше, тем стратегия тотального контроля и опрощения масс будет всё навязчивей и жёстче. В этом мы можем даже не сомневаться.
В этих предполагаемых нами условиях публичная политика просто обязана будет переродиться.

Допустим со щедростью, достойной великих филантропов, что ничего катастрофического Россию не ждёт, откажемся от катастрофических сценариев, и поверим в допущение, что в 2039 году в России сохранится некое подобие демократии.

Сама дата нашего будущего позволяет абстрагироваться от конкретных лиц и даже политических партий, потому что большинство из них переместится в мир иной.

То есть, если что и можно сегодня предсказывать, так это тренд, который будет актуален для России в той, будущей, реальности.

Все это общие слова, но есть большое подозрение, что как раз к 40-ым годам XXI века политическая элита и массы России, сильно поубавившись в населении, созреют для того, чтобы создать национальное и, разумеется, тоталитарное государство. Что станет всего лишь ответом на вызовы, которые предоставит история. И массы будут к этим вызовам готовы. По крайней мере, идейно.

Это только по Гегелю история повторяется дважды – один раз как трагедия, а второй раз как фарс. На самом деле, история повторяется бесконечно, по спирали.

Я, упаси Боже, не собираюсь спорить с Гегелем, но фраза, которую любят с глубокомыслием цитировать политики и журналисты, - всего лишь популярный трюизм, тогда как другой великий немец Гёте устами своего Мефистофеля вывел другую расхожую банальность: "Суха, мой друг, теория, везде, но древо жизни пышно зеленеет".

В 2039-ом, однако, тем, кто сейчас завис в Интернете, поглощая информацию, словно пылесосы, в том числе и радикального свойства, нынешним условно "двадцатилетним" исполнится пятьдесят.

Гипотетическая бойня за ресурсы, которая и не снилась теоретикам "расширения жизненного пространства", заставит вновь воссоздать мобилизационную экономику. Для чего потребуется простая, но быстро перевариваемая идея. И такой идеей станет не провалившаяся уже сегодня "мульти-культи", а идея либо чистоты расы, либо национального самосохранения.

Планета пухнет, как на дрожжах, прирастая населением известно где, и скукоживается этнически, вырождается и вымирает - тоже известно где.
Покамест маргинальные идеи – даже не превосходства, а сохранения культуры и языка – охватывают всё больше голов, жуткий теракт норвежского одиночки Андерса Брейвика обретает черты своего рода подвига в глазах тех, кто мыслит так же, как он.

Но где гарантия того, что в 2039 году мы не будем иметь в нашей стране (и не только в стране, а по всей Европе) миллионы таких "брейвеков". И где гарантия, что через лет тридцать Брейвека не канонизируют повзрослевшие европейцы, напуганные тем, что они постепенно превращаются в нацменьшинства там, где созидалась их великая культура?

Россия более чем какая-либо другая страна готова к мобилизационному проекту, хотя здесь я могу ошибаться. Вполне возможно и то, что не Европе, а нашим будущим лидерам придётся поспешать за вдруг "прозревшими от сна политкорректности" западными демократиями, впрочем, это уже сюжет для фантастического романа.

Саша ДОНЕЦКИЙ