Нави Волырк и где он обитает: Спектакль-паноптикум поставили в Псковском театре
В театральном бестиарии пополнение. 15 и 16 февраля в Псковском театре драмы состоялась премьера пьесы драматурга Олега Михайлова «Нави Волырк - капитанский сын. Жизнь Ивана Крылова, медведя-оборотня, рассказанная им самим неизвестному лицу». И теперь Нави Волырк обитает на малой сцене. Выходит на свет софитов преимущественно по вечерам. Питается не человеческими жертвами, но жареной курицей, вареньем и конфетами. Что за чушь? Разберёмся. (Внутри спойлеры).
Как и у многих, моё знакомство с баснописцем Иваном Крыловом началось и закончилось в средних классах средней школы. Что там сразу на ум приходит? «Лебедь, рак и щука», «Слон и Моська» и ещё пара названий вместе со строчкой «Мораль сей басни такова…». А что за человек писал эти басни, каким он был – этого мы не знаем. Узнала сама и попыталась показать остальным 25-летний петербургский режиссёр Елена Павлова.
Спектакль возник из часовой зарисовки театральной лаборатории «Театр про писателей». В июне 2019 года псковские зрители проголосовали за то, чтобы зарисовка превратилась в спектакль. И формально она превратилась - хронометраж увеличился почти вдвое, но цельного спектакля так и не вышло. «Пьеса Олега Михайлова основана на достаточно известном сборнике анекдотов о жизни Ивана Крылова», - рассказывала накануне премьеры Елена Павлова. Непонятно, из-за сборника, из-за желания вместить невместимое или по другой причине, но полотно постановки то и дело рассыпается на эпизоды, актёры блуждают по сцене в попытках сшить расползающуюся материю, а переживания несчастного литератора превращаются в отборный бред. Впрочем, пьеса и была заявлена фантасмагорией и с этой точки зрения, пожалуй, удалась. Но с режиссёрскими находками и символизмом, честное слово, прямо перебор.
Все два часа над происходящим нависают огромные зеркала – отсылка в зазеркалье души литератора, который то ли бредит, то ли вспоминает. На сцене – мишура магнитных лент из старых кассет – обрывки воспоминаний то ли Ивана Крылова, то ли его тёмной сущности, оборотня Нави Волырка (Сергей Попков). Здесь же магнитофон, который на протяжении всего спектакля включают, выключают, ставят на перемотку и носят по сцене. И всё что слышит зритель – это в основном магнитофонная запись голоса главного героя. Она сбивается, становится тише, громче или прекращается вовсе – таковы свойства человеческой памяти. В записи Крылов-Волырк вспоминает нелинейно: свою экономку Фенюшку (Нина Семёнова), с которой «жили невенчанными», детские потехи, проклятие старой мельничихи, друга всей жизни Гнедича (Денис Кугай), нищенское существование после смерти отца, наводнение в Петербурге, внебрачную дочь Сашеньку (Илона Гончар).
Сашенька кормит папку, укутанного в шкуру медведя (оборотень он или что?) вареньем, затем просит почитать сказку про «Трёх медведей». В какой-то момент папка не выдерживает накала сказочных страстей, оборотень в нём берёт вверх и рычит на весь зал малой сцены. Сергею Попкову замечательно удался страдалец-Волырк, мерзкий и жалкий одновременно.
Символом пережитой в детстве нужды (она привела к несдержанности Крылова в питании) становится жареная курица, которую литератор в шкуре с удовольствием поедает под незатейливую песенку трио – в миру ансамбль «Будимир» (Виталий Кобец, Анатолий Митюк, Максим Плеханов). Трио переодето в премилые костюмы плюшевых медведей и с максимально серьёзными лицами поёт максимально дурацкий текст про «Ом-хохом». Отличный эпизод. Бум-бац, всё пропало. И вот уже Гнедич угощает Крылова конфетами, вместе с ним посмеиваясь над дырявыми носками друг друга. А где-то в начале постановки первые пару минут вместо диалога Гнедич и Крылов обмениваются приветственным кашлем, который, судя по всему, призван продемонстрировать, что закадычным друзьям и разговаривать-то необязательно.
В приличном обществе Гнедич известен как переводчик «Илиады» на русский. Да. Так почему бы им с Крыловым хором не почитать эту самую «Илиаду» на сцене? И ведь читают. Посреди всего этого трижды звучит «анекдотец» про Крылова с поносом в Летнем саду и весьма посредственного стихоплёта графа Хвостова со свежеизданной книжкой. Угадаете взаимосвязь? Правильно, откуда ещё в саду взяться бумаге. Говорят, Крылов любил распускать о себе подобные слухи. Да, но зачем заставлять зрителей трижды на разный манер слушать про понос? Кстати, на третий раз скончавшийся к тому моменту прямо на сцене граф не выдерживает, воскресает и даёт, как говорится, Крылову «по щам», затем рвёт свои же стихи, ест бумагу и заново умирает. Чувствуете накал, да? Потом он, кстати, снова воскреснет, чтобы практически как гоголевский Хома Брут из «Вия» трижды начертить на деревянном полу «Иван Крылов» - аккурат напротив зеркала, чтобы наоборот читалось «Нави Волырк». Только зачем? Зачем?
А-а-а… в общем к середине спектакля от количества несвязанных друг с другом гэгов было уже и не весело, и не грустно, а скучно. Курица ещё эта, потом селёдка, которую Фенюшка, препротивно облизывая пальцы, расщепляла для хозяина. Кому «боль и слава», а кому скука и отвращение. Завершается всё, разумеется, освобождением Крылова от медвежьей шкуры. Отмучился, помер – вроде того. Ну, а где зверь, там и охотник, поэтому в начале и в финале спектакля на сцене появляется охотник (Роман Сердюков), который с наганом и в кожаном плаще бродит по подмосткам, как призрак коммунизма. И снова: за-чем? Символизм вышел настолько символичным, что разгадывать его нет никакого интереса.
Из-за клиповости и эпизодичности спектакль не захватывает и не заставляет сопереживать. По сцене в заданном режиссёром порядке передвигаются актёры, двигаются предметы, льётся музыка, блестит плёнка, но всё это ничуть не трогает - как в шахматах, когда, не зная правил, наблюдаешь за партией.
