Кладоискательство во времени и пространстве

Псковское информационное пространство в сентябре было взбудоражено обнаружением клада, предположительно, содержащего часть коллекции псковича Плюшкина. По этому поводу Псковское агентство информации подготовило шикарный лонгрид, где доступно была раскрыта «кладовая» тема. В данном тексте мы остановимся на малоизвестных или неизвестных вовсе фактах, которые удалось обнаружить в фондах Государственного архива Псковской области, так или иначе связанной с темой кладоискательства или обнаружения кладов.

Сон в летнюю ночь

То, что клады находили и в XVIII, и в XVII, и т.д. столетиях на территории нашей страны – известный факт. Информация о находках в разных ее проявлениях была доступна и нашим предкам. Мысль о том, что можно взять и найти клад, будоражила умы псковичей, как минимум, в начале XIX века.

В ноябре 1810 года псковский магистрат (судебный орган) приступил к рассмотрению очень необычного дела. Из обстоятельств известно, что псковский мещанин Пахом Антропов подал прошение, в котором указывал что в ночь с 11 на 12 июня «в сновидении сказано ему о сундуке и четырех котлах, а на последок и погребе». Ему указывалось, что найденных денег хватит на постройку церкви в Славковичах. И хотя там храм к тому моменту возводился, по его мнению, храм должен был быть построен по другому образцу. А дом священника вообще следовало с места снести. Также Пахом просил к указанному в прошении месту никого не подпускать, а предполагаемые работы проводить без посторонних людей. Место, где ему сказано было копать клад, находилось на церковной пашенной земле, принадлежащей погосту Славковичи, в 200 метрах от церкви.

Губернское правление, предвидя возможные дельнейшие действия заявителя, распорядилось устроить за ним надзор, а также просило магистрат сообщить все имеющиеся сведения об Антропове. Оказалось, заявитель живет в Славковичах, занимается продажей калачей и иной выпечки для проезжающих. По информации местного священника, ни в чем дурном он замечен не был.

Губернские власти заключали, что «такому неясному показанию его Антропова не только веры дать не можно, но надлежит отнести оное к нелепому его Антропова сплетению и суеверной мечты или выдумке». За суеверие, «чародейство» и пр. по законам того времени могло последовать достаточно суровое наказание. В данном случае городовой магистрат 23 ноября определил наказать заявителя строгим выговором, чтобы впредь исключить от него подобных прошений.

А почему бы не устроить музей?

Как и в 2016 году, когда после обнаружения клада сразу зазвучали мысли об организации новых структурных подразделений музея и новых экспозиционных возможностях в связи с сенсационной находкой, в 1829 году было также предложено организовать музей.

12 мая 1829 года в городской стене на берегу реки Великой недалеко от Власьевских ворот в погребе псковским купеческим сыном Алексеем Филипповым и его пятью друзьями были найдены круглые алебастровые шары (107 штук). К месту находки прибыла полиция, чтобы разобраться с находкой и кладоискателями.

Правоохранители заключили, что «лица никакого интереса в отыскании клада не имели, они, пройдя из соборного сада через калитку в каменной стене на берег реки Великой и повернув на левую сторону к Власьевским воротам, увидели небольшое отверстие в стене и выпавшую из нее бомбу, заглянув в то отверстие, увидев погреб и лежащие там ярусами бомбы».

Никаких других древностей в погребе не было найдено. Шары хранились в полиции, и было высказано предложение продать их с публичных торгов. Исправляющий обязанности псковского гражданского губернатора 31 мая доложил о найденных алебастровых шарах Рижскому военному генерал-губернатору Филиппу Паулуччи. Маркиз, со своей стороны обращаясь к псковскому губернатору Андрею Квитке, постановил: из вырученной от продажи шаров суммы одну треть следовало отдать отдать авторам находки. Также следовало оплатить отправку нескольких шаров в Санкт-Петербург в Императорский музей. На оставшиеся средства было предложено устроить городской музей, в котором бы тоже оказалось 2-3 шара. В музей предполагалось принимать древние предметы от жителей губернии.

Псковский полицмейстер отчитался, что 20 алебастровых шаров были отправлены для хранения в Псковское губернское правление. 87 шаров удалось продать по 50 копеек за штуку (всего за 43 рубля 50 копеек). Из этой суммы авторам находки было выдано 26 рублей, а оставшиеся деньги были отправлены для хранения в Псковский приказ общественного призрения.

Думаю, что никто меня не осудит за смелый вывод о том, что на музей этих денег не хватило.

Заветный кувшин

Во второй половине марта 1836 году в Пскове при работах по благоустройству был найден кувшин с монетами. За право увидеть данную находку боролись министр внутренних дел и министр государственного двора. По такому случаю, вице-губернатор Алексей Деденев и губернский прокурор Васьков лично приехали для составления акта освидетельствования клада.

Оказалось, что во дворе Псковского ордонансгауза 23 марта в земле был найден древний медный кувшин, наполненный мелкими серебряными монетами, весом вместе с кувшином примерно 28 килограмм. Монеты было очень трудно извлечь, поэтому чиновники бросили это занятие и решили кувшин опечатать и, как есть, отправить в Санкт-Петербург. В июле 1836 года министр государственного двора известил губернатора о том, что  он передал находку в Эрмитаж. Специалисты освободили содержимое кувшина (камни, земля, монеты) и оказалось, что общий вес серебряных монет составил около 16 килограмм.

Что это за монеты и какова была дальнейшая их судьба, неизвестно.

Сосуд раздора

Мало найти клад, за него еще следовало бороться.

В 1890 году около кладбищенской церкви Рождества Иоанна в Порхове при ремонте алтаря в земле был обнаружен чугунный сосуд с 796 серебряными монетами. После радости от находки городские чиновники, понимая, к чему может привести промедление, забрали клад в Порховскую городскую думу. Духовные власти не согласились с таким поворотом событий, и после непродолжительных и безуспешных переговоров в июле 1890 году обратились в суд с иском о незаконном присвоении клада. Суд первой инстанции иск отклонил, апелляцию рассматривала Санкт-Петербургская судебная палата в апреле 1893 года.

Судебная палата исходила из того, что предметом дела являлся спор о том, кто должен считаться собственником клада – церковь или город. По существующим законам клад должен был принадлежать владельцу земли. Дума представила документы 1846 и 1847 годах, где кладбищенская церковь обозначена как собственность города, а также указ Псковской духовной консистории от 1802 года о разрешении купцу построить на отведенной Порховом земле на городском кладбище новой церкви вместо разрушенной старой Рождества Пресвятой Богородицы. Суд пришел к выводу, что клад принадлежит городу.

Но где же он теперь?

Почти «уголовка»

Начало XX века было связано с целым рядом известий о кладах. То ли к этому привело повальное увлечение археологией, то ли просто такие факты лучше задокументированы.

Жители Борисоглебской улицы Великих Лук 21 августа 1909 года обнаружили клад. В обстоятельствах дела разбирался местный пристав. Он установил, что пожарный служащий и крестьянин, которые копали землю у Вознесенского монастыря, вырыли необычное кожаное изделие с 80 серебряными монетами. Некий местный житель успел купить 62 монеты по 1,5 рубля за штуку. Пристав на месте обнаружил только 18 непроданных монет и передал их городскому голове. После этого, видимо испугавшись последствий, купивший монеты гражданин нашел способ инкогнито вернуть все купленные древности. Судья Великих Лук рассмотрел материалы этого уголовного дела и за отсутствием виновных производство прекратил. Монеты были отправлены  в Великолукскую городскую думу в ноябре 1910 года.

Индианы джонсы по-изборски

В 1910 году Императорская археологическая комиссия (Министерство императорского двора) всерьез озаботилась сообщениями из Изборска. Министр обратился к псковскому губернатору, поскольку до комиссии дошли слухи, что в Изборске в подвале Никольской церкви местные жители разрушают стены с целью кладоискательства, и ими же производятся грабительские раскопки жальничного могильника напротив Изборской крепости.

Уездный исправник пояснил губернатору, что данная информация не подтвердилась, а в церкви стены сами разрушаются из-за ветхости. Однако в народе, мол, да, циркулируют слухи про зарытые в землю клады и старинные монеты.

Данный ответ не устроил археологическую комиссию, и она направила в Изборск архитектора К. К. Романова. Он сообщил, что повреждения в подвале церкви «произведены рукой человека, а не произошли от естественного выветрия», дверь в подцерковье была сломана. На жальничном могильнике также были видны следы работ.

Археологи брали не всё. Денег не было

В 1911 году информация о кладах поступала из разных уголков губернии. Торопецкий уездный исправник (Торопец тогда являлся частью Псковской губернии) рапортовал губернатору, что 17 мая на поле близ деревни Тарасы Клинской волости крестьянский мальчик Терентий Иванов в глиняном горшочке нашел клад старинных серебряных монет, весом около 1,5 килограмм. А его отец просил выдать соответствующее вознаграждение. Монеты были доставлены губернатору, который все перенаправил в Псковское археологическое общество. В те годы Псковское археологическое общество (ПАО) стало ведущим учреждением по собиранию и оценке древностей. 

Так, например, в 1910-1911 годах ПАО приобрело 327 серебряных монет, времени Михаила Федоровича (время правления – 1613-1645), найденных крестьянином Антоном Дмитриевым в Печорах на монастырской земле на глубине примерно 1 метр. Монеты находились в закупоренном деревянном сосуде, который был сломан от удара лопатой и не сохранился. ПАО заплатило за находку 8 рублей.

Однако другой клад таких же монет, найденный в Опочецком уезде в количестве 458 штук, общество не смогло приобрести из-за недостатка средств.