На уровне хорошего сумасшествия

Ежегодно на главной выставочной площадке Санкт-Петербргского арт-центра «Пушкинкая-10», в большом зале Музея нонконформистского искусства проходит коллективная выставка художников, приуроченная к дню рождения центра, которому в этом году исполнилось 25 лет. Художники, обычно представляющие свои произведения, входят в товарищество «Свободная культура». Летняя выставка товарищества (понятно, всякий раз новая) лично на меня неизменно производит сильное впечатление. Просто потому, что Пскове выставки подобного уровня пока вряд ли увидишь, хотя попытки организовать нечто похожее есть, а два художника из Пскова — Анатолий Жбанов и Эдуард Шарипов участвовали в этом году в юбилейной экспозиции на Пушкинской-10. Можно сказать, что это наши псковские посланники на «Территории Свободы», как принято называть арт-центр, по формуле одного из основателей арт-центра Юлия Рыбакова: «Пушкинская-10 - это неожиданный глоток свободы, который получил андеграунд в самое смутное время, когда свобода ещё не означала умения жить в ней. Этот «Ковчег» позволил его обитателям освоиться в новом, непростом мире. Его дальнейшая жизнь — залог того, что культура Питера никогда не станет коммерческой до конца, потому что на его борту всегда найдётся место для тех, кто делает первый шаг...»

О том, как стал возможен грандиозный проект, концептуальная акция, растянувшаяся на 25 лет, я спросил у директора Музея нонконформистского искусства, куратора юбилейной выставки Евгения Орлова.

Четверть века — солидный возраст для художнического объединения. Но как всё начиналось? Художники просто пришли в расселённый дом на Пушкинской-10 и захватили его... ну, как сквоттеры, например?

Нет, сначала пришли лишь несколько человек. Дом этот уже стоял, чтобы идти на капитальный ремонт, и на 99% он был расселён. - Вспоминает Евгений Орлов. - Хотя там ещё оставались жилые квартиры тех людей, которые требовали для себя каких-то льготных условий, чтобы куда-то переехать очень хорошо. Поэтому в дом официально никого не пускали. А поскольку время всё же было такое специфическое, связанное с полнейшей анархией и разрухой, то таких домов в городе было немало. И всё-таки дом на Пушкинской-10 находился в очень хорошем и выгодном месте, а художники в то время занимали разные дома, из которых их постепенно под предлогом ремонтов стали выдавливать. И так получилось, что первые художники, которые поселились на Пушкинской, сразу стали подтягивать к себе других, и довольно быстро там оказались и художники-нонконформисты, которые раньше занимались организацией неформальных, полу-запрещённых выставок. И так стихийно сформировалась структура, которая постепенно стала выдавливать те организации, которые уже находились в доме - типа ментовского кооператива «Охрана»: была такая организация, которая под прикрытием хотела держать помещения, сдвать их за «бабки» и очень хорошо жить, никому не платя ни налогов, ничего. И если бы это произошло, то от художников наверняка бы избавились. Может, оставили бы три-четыре штуки для ширмы...

А власти тогдашнего Ленинграда-Петербурга разве не противодействовали этим самозахватам?

Власти-то противодействовали. Потому что там постоянно кто-то гнездился параллельно с художниками. Например, питерское телевидение, которое тоже хотело этот дом к рукам прибрать. Были и другие. Сами понимаете, такой огромный дом, столько квадратных метров в центре города, не совсем понятно, почему его нужно кому-то отдавать? Но поскольку дом к этому моменту был уже густо населен художниками и музыкантами, бороться с ними стало тяжело. Стали искать какой-то компромисс. Типа найти какой-нибудь разрушенный завод на окраине или заброшенную баню и отправить туда художников. Из центра города с громким криком «Ура!» художники должны были в эту баню заселиться. Дураков, однако, не нашлось. Поэтому стала выстаиваться структура, стали открываться галереи, организовываться рок-концерты, и тогда же появилось понятие «художники с Пушкинской, 10». И художники эти стали принимать участие в общегородских мероприятиях, и в общероссийских. И имидж художников году к 93-му был уже достаточно высоким. При этом борьба была всегда, она была внутри, она была снаружи. Были бандюганы, которые хотели себе что-то присвоить. Ну, это понятно, Лиговка и всё такое. Место само по себе довольно злачное.

Евгений Михайлович, из вашего рассказа выходит, что питерские художники были очень хорошо организованы?

Они были пассионарии. Они вышли из советского мира, из жёсткого сопротивления тому идеологическому строю. И мне самому удивительно, если говорить откровенно,  почему художники оказались самыми пассионарными и организованными. Ни литераторы, ни музыканты, ни театральные деятели, даже ни бандюганы. А вот всё-таки художники оказались самыми крепкими. Вот любопытно проследить, как отдельные личности вдруг, когда нужно, начинают объединяться и отстаивать свои интересы в жизни и в искусстве. Сквотты в Лондоне, коммуны в  Париже. Взять даже наших художников-передвижников. Или объединения французских художников «Против салона», импрессионисты и прочие группировки. Уж не знаю почему, но именно художники оказались склонны к созданию жёстких группировок, и особенно -  способны к самоорганизации. Но для меня это до сих пор какой-то парадокс.

Сегодня вся эта ситуация кажется просто невероятной.

Сегодня способы самоорганизации просто другие, и люди немножко другие. Время тогда было уникальное, но и люди были уникальные. Всё равно были бы люди другие, менее страстные и организованные, и ничего не случилось бы. Нам хватило тогда ума, такта, для того, чтобы свои личные амбиции пригасить и заниматься тем, чем мы занимались всё это время — делали нормальный арт-центр. Сначала мы думали, что чего-то добились. Потом оказалось, что наш арт-центр единственный в России, а потом мы осознали, что такой направленности, такой наполненности, такой жизнеспособности, такого качества — единственный в мире.

А сегодня, спустя 25 лет, можно говорить о какой-то борьбе, или всё стабилизировалось, и вы, что называется, почиваете на лаврах?

На лаврах почивать нельзя, потому что каждый месяц необходимо выстраивать выставочную и - в целом - культурную политику, без которой помещения в центре города просто невозможно представить. То есть арт-центр должен быть активен, востребован. И все об этом должны знать. Иначе, если всё остановится, то от центра быстро ничего не останется. Поэтому мы и молодых художников подтягиваем. Ведь ничто не вечно. И возраст у многих уже преклонный, и надо задумываться о смене поколений. Сказать, что прежнее поколение уйдёт, а арт-центр останется прежним, конечно, нельзя. Ту, легендарную уже, Пушкинскую-10 создали мы. Когда мы уйдём, Пушкинская-10 станет другой. Это естественный процесс. Это происходило во все времена. Какой она станет, мы не знаем. У новых художников — свой взгляд на жизнь и искусство. У них — свои задачи, своё мировоззрение. Да что там говорить, такая революция произошла. Сначала техническая, потом духовная. Художники на самом деле это люди, которые будоражат весь мир. Сначала совершают свои открытия художники, и только потом ученые и политики. Как бы это ни было парадоксально, но интуиция идёт всегда впереди конкретного разума.

Во-многом благодаря вам лично, благодаря Музею нонконформистского искусства и Пушкинской-10 целом, в Пскове открылась галерея «Дом на набережной», созданная художниками движения «ПсковАРТ», которое вот уже лет восемь как активно сотрудничает с вашим арт-центром. Вас не тревожит новость, что эта самодеятельная галерея вскоре может закрыться? 

Поскольку у нас очень хорошие отношения с псковским движением «ПсковАРТ», которое на свои средства открыло и содержит галерею «Дом на набережной», я бы хотел, чтобы власти всё-таки обратили на их проблемы внимание. Потому что это мало кто осознаёт, но «ПсковАРТ» - это явление такое же уникальное, как Пушкинская-10 в Питере, и ему обязательно нужно помогать. Потому что современное искусство всё равно ведь будет развиваться. А тут не надо открывать Америки, искать какие-то неведомые пути, когда в Пскове, по существу, уже есть свой арт-центр, и есть люди, которые пока ещё способны заниматься современным искусством здесь, в Пскове. Понятно, что галерейная работа, как и в целом культурная работа, требует всё-таки затрат. Допустим, даже перевезти выставку из города в город — тоже деньги нужны. Хорошо, конечно, иметь ковёр самолёт. Но когда ковра-самолёта нет...

Да, галерею и отапливать нужно в холодное время года, и смотритель какой-никакой необходим.

Когда мы начинали на Пушкинской-10, то поначалу сами художники дежурили в галереях по очереди. Ничего такого из ряда вон в этом нет. Галереи работали только по выходным или несколько дней в неделю. Потом, конечно, всё преобразовалось, преобразилось. Но здесь важно подчеркнуть, что когда мы начинали это дело, мы хотели не просто открыть ещё одну галерею в Питере, мы хотели переделать мировое искусство. Перед нами сосем другие задачи тогда стояли...

Космические?

Да, галереи и всё остальное — было вторично. Главное, что мы были революционеры, идеалисты, и цели перед нами стояли глобальные.

Однако вам хватило практической сметки для организации и устройства целого арт-центра, сегодня — одной из визитных карточек культурной столицы.    

Хватило, но художественные идеи всё равно должны быть первичны. Без них, на голом практицизме, ничего не вышло бы, ничего не получилось бы. Я в этом просто уверен. Те же самые художники для того, чтобы что-то продвигать на бытовом, практическом уровне, должны быть одержимы какими-то сверх-ценными супер-идеями, они должны желать произвести революцию в умах. У нас, конечно, тогда, в конце восьмидесятых, информации о том, что происходит в мировом искусстве почти не было. Мы часто открывали то, что уже было открыто. Но это не важно. Важно, что открывали для себя. И делали Питер культурной столицей. Не в нынешнем, избитом и затёртом значении, в качестве бренда. А по-настоящему. И делали это каждый день — в творчестве, на выставках, общаясь между собой. Почему Пушкинская-10 стала притягивать художников из других городов, из разных стран?  А потому что всё это было интересно, всё это было на уровне такого хорошего, весёлого сумасшествия.

Это всё-таки было? Или до сих пор есть?

Всё это есть. Был такой мощный энергетический импульс, такой творческий взрыв, что мы до сих пор питаемся его энергиями. Что мы делаем? Музей, весь арт-центр, работают сегодня, как хорошо отлаженная фабрика. Ну смотрите, каждый месяц — 7-8 новых выставок. Плюс практически каждый день - концерты современной и экспериментальной музыки: джаз, рок, электроника. Всё это требует жёсткой самоорганизации. И одновременно — хорошего безумия, бессребреничества.  Ведь когда, к примеру, Ван Гог писал свои картины, он о деньгах не думал. Он, конечно, был бы не прочь продать свою картину, но он просто не мог не заниматься искусством, вот и всё. Так же как и Сальвадор Дали, Пабло Пикассо, Казимир Северинович Малевич. Неужели кто-то думает, что когда Малевич придумал свой «Чёрный квадрат», он рассчитывал на какие-то там деньги?  

Санкт-Петербург — Псков