Миссия выполнима, или Мистическое роуд-муви в сторону Псковщины
На обложке, кроме фамилии автора и названия, - изображение стилизованного изумрудного циферблата; в самом центре картинки то ли русская букв «П», то ли знак числа Пи. В нижнем левом углу зелёного квадрата по часовой стрелке - православный крест, в верхнем левом углу — двуглавый орёл, в верхнем правом — пятиконечная звезда, в нижнем правом — изображение древней ладьи. Понятно, что картинка — нечто вроде шарады, разгадать которую поможет только вымысел, спрятанный под твёрдой обложкой. Насколько крепок этот литературный орешек?
На первый взгляд, свежее творение Романа Романова — роман «Монархисты из квартиры 27» проходит по ведомству фантастики и приключений; текст сделан в жанре своего рода сценария молодёжного роуд-муви с выходом в триллер. Однако, углубляясь в повествование, стремительно осознаешь, что роман лишь внешне похож на приключенческий, на самом деле это сугубо идеологический, прямо тенденциозный роман. Не в банальном, обывательском значении: «предвзятый, пристрастный» (хотя своих убеждений автор не скрывает), а в литературном смысле: «роман с тенденцией», то есть «идейно насыщенный и идейно направленный», «характеризующийся последовательным проведением определенных идей», в данном случае - идей монархических, или лучше сказать - государственно-охранительных.
Дорога, на которую вступают герои «Монархистов из квартиры 27», отнюдь не столбовая, асфальтовая или грунтовая, а сугубо спиритуальная, астральная, метафизическая. На динамичную фабулу (словно на кривую, с сучками и задоринками, ветку, использованную в качестве шампура) нанизаны столь ядрёные историософские смыслы и месседжи, что мозг читателя встряхивает не хуже, чем от удара в лобовое стекло автомобиля, вылетевшего... нет, не в кювет, а прямо в параллельный мир, в потустороннюю, альтернативную историю России, завихрениям которой позавидовал бы любой условный Тарантино.
Главный персонаж этого «улётного фэнтези» Сашка Кобылкин, тридцатилетний житель Томска, отчаянный раздолбай и стихийный антропософ в одном флаконе, точней, в одной бренной телесной оболочке, после долгих экспериментов и гениального прозрения, нашёл-таки свою «машинку времени» - относительно безопасный способ перемещения организма во времени и пространстве. При помощи медитации под песнопения сибирских шаманов и укола адреналина он научился перемещаться в прошлое, что и подтвердил его пробный «улёт» в самое начало Первой мировой войны, в эпизод с участием легендарного казака Козьмы Крючкова, который в рукопашной конной схватке уничтожил одиннадцать германских кавалеристов.
Любопытство — не порок, а двигатель сюжета. Отделавшись раной от казачьей нагайки (путешественника во времени подвели легкомысленные труселя с сердечками) и поздравив себя с «премьерой», Кобылкин, движимый самыми светлыми патриотическими мотивами, решает не тратить адреналин по пустякам, а времени даром, и претворяет в жизнь давно замышленную сокровенную миссию — смотаться на пару дней в март 1917 года, на железнодорожную станцию Псков, и всё это с одной благой целью - попасть в императорский вагон и уговорить Николая Александровича Романова не отрекаться от престола. Тогда, де, и история России пойдёт совсем другим путём, не столь катастрофичным и трагическим, как это получилось в кровавом XX столетии. Для выполнения этой невероятной миссии, - как бы «переделать» отечественную историю, не допустить «греха» отречения, - Кобылкин рекрутирует своего двоюродного брата Женьку Углова по кличке Круглый, и тот, прельщённый гипотетической наградой — драгоценным яйцом Фаберже, после недолгих раздумий, соглашается на сомнительную авантюру. Запасшись царскими деньгами и винтажной одеждой, позаимствованной в Томском драматическом театре, друзья удачно телепортируются аккурат в Псков конца зимы 1917 года от Рождества Христова. Они туристами гуляют по губернскому городку, дивясь обилию и необычности церквей, не похожих на сибирские, обедают вкуснейшим судаком в местной чайной, наблюдают за нравами здешних жителей и морально готовятся к судьбоносной встрече с Его Императорским Величеством.
Встреча эта, согласно матрице жанра, случается в урочный час, в ночь на роковое 2 марта 1917 года. Ловко обманув охрану, гости из будущего проникают в императорский вагон, где, Кобылкин, используя цитаты из царского дневника и достижения своего века (смартфон с заранее приготовленным фото- и видео-архивом), быстро убеждает Николая Александровича, что они не какие-то залётные авантюристы, а вполне благородные потомки, желающие исключительно одного — спасения монаршей семьи, а значит, и всей России.
Николай Второй, однако, отказывается вмешиваться в неумолимый ход истории, поскольку убеждён, что в лихую годину обязан оставаться со своим народом, а главное, до конца искупить династический смертный грех. Тут Николай Александрович и открывает друзьям вековую тайну Императорской фамилии: оказывается, в 1822-м году Псково-Печерский монастырь посетил Александр Первый, мучимый виной «попущения смерти родителя», где встретился с ясновидящим старцем Лазарем, который нарисовал ему жуткие картины грядущего возмездия - краха Империи и гибели царской семьи. Потрясённый апокалипсическими видениями старца, Александр Павлович вовсе не закончил свои земные дни в Таганроге, как гласит официальная версия, а ушёл странствовать по Руси под личиной мифического старца Фёдора Кузьмича, у которого хранился некий магический артефакт — «часы погибели и возрождения» Империи. Сам Николай, ещё будучи Цесаревичем, посещал Томск, а именно легендарную келью Фёдора Кузьмича, но никакого сакрального хронометра там не обнаружил... В общем, тайна сия велика, и раскрыть её предстоит как раз двум томским шалопаям.
Такова завязка этого исторического ребуса, сюжет которого можно сравнить с кубиком Рубика, грани коего - с датами и событиями - необходимо собрать в нужной комбинации, чтобы наконец достичь искомой Истины. Так, братья попадают как бы в дурную последовательность перемещений душ и тел: из Пскова 1917-го они отправляются в Томск 1893-го года, где встречаются с юным убийцей императорской семьи Янкелем Юровским, потом внезапно выскакивают в наши дни, в Нарым, где пьют водку и закусывают со своим товарищем, и всё это происходит в параллельном мире, где на завтра они переживают нечто вроде Откровения у мистического Мёртвого Кедра, после чего ещё оказываются в Москве 1953 года, в кабинете у Сталина, который, внимательно выслушав гостей из будущего, открывает им провиденциальный смысл русской истории и дарит тот самый сакральный хронометр Павла Первого, «часы погибели и возрождения Империи».
В этой точке своего безумного меж-временного «трипа» братья и осознают, что оказались буквально «у Вечности в плену», выскочив из времени линейного, они обрели и ощутили на собственном опыте Время большое и сверх-историческое, эпическое и космогоническое: «Нету никакого «назад-вперёд», время бегает по кругу, как тень от Кедра в Нарымской тайге! Происходит одна и та же битва за Россию, и внутри, и снаружи. Гляди, что у Николая, что у Сталина, что в наше время у России одни и те же силы, одни и те же конфликты, одни и те же предатели, одна и та же пропаганда!» - объясняет своё понимание (точнее сказать: виденье) исторического процесса «прозревший» Сашка Кобылкин. Цель путешествия в прошлое достигнута, краеугольная формула Российской экзистенции найдена, можно возвращаться назад, в своё время, чтобы продолжить битву за Россию на новом, современном этапе, вооружённым сокровенным знанием. Но как вернуться в настоящее?
И тут на помощь братьям приходит любимая девушка Кобылкина — Маша Бергина, которая, в поисках пропавших и независимо от них, предпринимает своё собственное расследование по оси «Томск - Псков», только не в прошлом, а в настоящем, и это короткое путешествие в приграничную область России кардинально меняет всё её мировоззрение: циничная нигилистка неожиданно обретает веру в будущее России.
Изменить взгляд на родную страну Маше помогает провиденциальная встреча в ресторане с отцами-основателями Изборского клуба во главе с Александром Прохановым, которые и открывают ей глаза на роль Пскова в отечественной истории: представлять здесь и сейчас «застывшее время», служить «местом генерального сражения света и тьмы». Писатель напоминает Маше: именно гибель шестой роты псковских десантников остановила инерцию распада Империи, начала отчёт нового — возрожденческого - периода в истории России.
Этот сюжетный ход, быть может, и выглядит несколько наивно, как своего рода явление «богов-из-машины», выводящих повествование из тупика, но он подчинён основной миссии текста — обосновать и доказать особую роль Пскова в русской истории.
«Если нестабильная, пульсирующая противоречиями ойкумена Пскова постоянно генерирует нечто важное для всей страны, то можно ли из Пскова изменить историю?» - задаётся вопросом девушка, и получает категоричный ответ «Изборского мудреца»: «Да запросто! Здесь можно найти то, что изменит и сегодняшний день, и будущее, про полёты во времени мне не интересно, здесь не надо летать, без всяких полётов можно увидеть и вмешаться при желании и в прошлое, и в будущее...» Для Маши Бергиной Псков становится тем чудесным местом, тем удивительным топосом, который буквально преображает всю её жизнь. Вернувшись в родной Томск, она находит способ вернуть в настоящее и незадачливых путешественников во времени, а главным «магнитом» для их возвращения оказывается... ну, конечно, Любовь.
Одно из достоинств «Монархистов их квартиры 27» - органичность вымысла, воистину: этот магический путеводитель мог написать только коренной сибиряк, пять лет назад переехавший в Псков и ставший его верным летописцем-неофитом. Важно и то, что Роман Романов, как профессиональный историк, не равнодушен к загадкам прошлого, к мистическим совпадениям и параллелям. Разрозненные факты и даты вдруг складываются в причудливый стереоскопический пазл-трансформер, являющий читателю забавные и познавательные картинки то Пскова, то Томска, отражающиеся друг в друге, точно родственные лица прадедов и внуков. В этих отражениях достаточно литературной игры и лёгкого сарказма.
К примеру, в Пскове 1917-го местные интеллигенты, сидя за рюмкой чая, рассуждают о том, стоит ли реставрировать развалины Псковского Кремля, и не разрушит ли грядущая реставрация родных святынь, а в университетском Томске образца 1893-го герои рискуют утонуть в уличных нечистотах. Но в этой живой иронии достаточно исторического оптимизма и даже пафоса, по-русски — воодушевления. У автора счастливый дар — в пёстрой шелухе повседневности распознавать исторические предопределённости, главная из которых — неизбежность Русской Победы. Не так-то это просто: в наш постмодернистский, насквозь саркастичный век - славить монархический, государственно-охранительный выбор, но вот Роман Романов рискует и открыто ввязывается в полемический бой, и ждёт реакции читателя. И вполне может повторить вслед за своим героем: «Всё теперь только и начинается, и страшное, и интересное...»
