Свои...
Ей скоро 90. Думает, что старая, думает, что отжившая. Не верит, что красивая - в зеркало смотреть не охота. С болью в колене уже смирилась, врачей лишний раз не зовет. День-ночь: всё одинаково. Звонки родных, любимых - сердце за их жизнь стонет. Они всё знают, вежливы к просьбам, всё уладят, всё привезут, но - бегом, бегом... Не надоедает, не звонит без толку, только в банк свозить: за пенсией. Там люди, там общество. Дома телевизор, собачка, телефон. Дочь почувствовала, что совсем одиноко. Санатории, поездки, совместные праздники - не то. Отжила, наверное. В теле износилась. Душа тоже.
Что ей с ее ритмом делать? Будет вспоминать. Подробно. Дочь сказала - надо всё, для наших внучек, для малыша - правнука, «под запись». Чтобы помнили и знали. И чтобы весь наш род не пропал от стараний горе-переписчиков истории.
…Ей почти 20. Фронтовичка, красавица. Весна 1945. Портовый Лиепая. Отец сердится - она не хочет замуж за ответственного работника Рыбхоза!
- Зачем тебе твой лейтенант? От моряков одни напасти! Никогда! Выходи за человека серьезного, я буду спокоен! Моего одного звонка достаточно, чтобы ...
Пожалела свою любовь, понимала - с отцом шутить нельзя! Просто так не грозит. Вместе прошли войну от Сталинграда до Шауляя. Дважды был ранен, служил в СМЕРШе. Он не пожалел мать, которая из-за него, в концлагере провела четыре жутких года. Вернулась беременная. Не пожалел. Не захотел ничего понимать. Запретил с ней общаться. Но отца ослушалась. Решила бежать на Украину, где мать прибилась.
...Господи! Как же мы жить теперь будем!? Первые слова маленькой и изможденной женщины. На руках Лидочка - сестра, такое же худое и грязное дитя. Сидят в старом шкафу - так теплее. Полтавщина, голод, нищета, грязь.
- Нас тут ненавидят. Я же интернированная! Ни работы, ни продуктовки! Похлопочи!
Продала все, что было с собой из одежды, купила в райцентре на рынке крупы, фасоли, консервы, отрез ткани для Лидочки. Похлопотала. Взяли в колхоз. За трудодни. Сама в Киев: учиться, в институт, на педагога!
1946, Киев!!! Первое впечатление от огромного города! Еще почти в руинах. Но - жизнь! Люди неплохо одеты, много транспорта, везде разбор руин, разминирование, и тут же порядок, и наводят чистоту. Тротуары, радио, звуки новой жизни!
Уже 23 вуза работают! Из эвакуации возвращаются профессора, восстанавливаются общежития. В ноябре 43-го наши войска вошли в пылающий город, который подожгли отступающие немцы. Потом его еще бомбили, и только в январе вернулась полноценная гражданская власть. Не было мостов через Днепр, водогона, канализации, людей всего около 400 тысяч. А ещё в августе 44-го разрушенным Крещатиком провели перед киевлянами 40 тысяч пленных немцев!!!
Педагогический институт имени Горького уже восстановил свою собственную библиотеку! Какое это для всех было счастье! Можно не бегать в Университет имени Шевченко просить. Туда, вначале 45-го, в дар из Москвы и Ленинграда, из других городов страны, передали 200 тысяч книг! Можно сидеть в своей, институтской, библиотеке до позднего вечера, чтобы не умирать от запахов, которые идут из кухни, в общежитии. У девочек есть родители, они почти все живут под Киевом. Там есть еда, картошка.
Людмила гордая. Она никого не просит. Она воевала и видела такое, что эти студентки не прочитают ни в каком «Вечернем Киеве» и романах новых послевоенных авторов. Отец отказался помогать категорически. Он - прав. Дочь должна слушать ТАКОГО отца! Но... Мать и так отдала все на билет до Киева - шкаф продали, испекли двадцать пустых лепешек. За общежитие заплатила. Купила боты и полупальто. Продержусь, голодать умею. Скоро сессия, сдам на отлично и получу стипендию. Выживу! Обязательно! В студенческой столовой пединститута, в 1946-м, на столах стояли бесплатные миски с хлебом. Чай - пару копеек. Вот и еда! Вечером - спать. Утром - занятия!
Вызывают в деканат: упала в обморок. Уже не первый раз! А как можно выдержать, когда на всю аудиторию запах домашней колбасы! Студентке родители привезли из села! Она хочет есть, наклонилась под лавку, жует! Преподаватель нюхает воздух, улыбается сквозь очки. Понимает, но замечание делает:
- Вы же будущие педагоги! Интеллигентность и пример во всем!
Девчонки хотят замуж! Вечером только и думки: на какие танцы сбегать? Только бы к военным, замуж только за военных. Мечты... Одеваются ярко, меняются платьями и бусами. На ночь завивают кудри. С Людмилой не спорят, не шутят - в обиду себя не дает, никогда не сплетничает. Постирает и на всех приготовит - за еду. Молчит и упорно готовится к занятиям.
Мать прислала письмо. Из колхоза ушла - наступает слепота, Лидочка болеет. Денег нет вообще, еды тоже. Бросай, дочка, эту учебу, надо идти работать, как все люди. Или помогай, или повинись перед отцом. Сама, небось, голодаешь. Все! Конец мечте. А ведь так хотела! Как больно!
Ректор хмурится. Держит в руках заявление об уходе из института. Причина? Вы же прекрасно учитесь, преподаватели единодушны в оценках! В конце концов, Людмила, вы же фронтовичка! У Вас награды! А у нас студенты, практически все, в оккупации почти 800 дней! С кого им пример брать? Как возвращать ум и сердце?!
Нет, не расплакалась, нет! Твердо объяснила причину и невозможность еще четыре года так мучить и себя, и мать...
Ректор тогда сказал фразу, с которой началась ее новая жизнь, с которой она прошла следующие семь десятков лет.
- Своих не бросаем! Я сам фронтовик!
Потом, спустя полгода, будет возможность подрабатывать в вечерней школе, в пионерлагерях, заметки и стихи в газеты. Благодарные ученики, тридцатилетний педагогический стаж, заслуженные звания и награды! Отец простил, стал настоящим другом внучке. Заменил девочке отца. Потому как мать все же ослушалась - вышла за муж за моряка! А там не сложилось...
Скоро наш самый любимый праздник - День Победы!
Прошла информация, что в Киеве вместо военного парада Победы будут организованы концерты, выставки. А ветераны пройдут по запланированному новоявленными властями маршруту. Относительно салюта – неизвестно; возможен фейерверк в 22:00.
Ветеран Великой Отечественной войны, участник боевых действий, Людмила Лукинична, отметит этот трогательный и очень важный День в любимом Пскове. Она будет принимать поздравления и цветы, с нежностью обнимать поздравляющих малышей, отвечать на многочисленные звонки из разных городов. Она будет шепотом спрашивать о том, как ее прическа и не измялась ли юбка. Отвечать на еще крепкие рукопожатия ветеранов, смущаться от добрых и искренних слов губернатора и руководителей города! Это заслуженный почет. Это ИХ день, когда они омывают страдания и муки, слезами памяти и молитвами о былом...
У нас, в Пскове, всегда будет настоящий военный парад, всегда будет многотысячное почитание, настоящий салют и ПАМЯТЬ! У нас, в Пскове, ни одна мразь не посмеет вырядиться в нацистскую форму, вскинуть руку в фашистском приветствии или, не дай Бог, обидеть ветерана.
Мамочке совсем скоро 90. Она полюбила Псковщину всей душой, и небо уже не такое низкое и серое, и в прохладе Северо-Запада не так мучает давление, и люди спокойные. Главное - свои рядом!
Мы у нее дома, разговоры разговариваем. Показываю в компьютере фотографии Киева тех лет. Автор - американский писатель Джон Стейнбек. Лауреат Пулитцеровской премии за «Гроздья гнева» и Нобелевской по литературе. Тогда, в 47-м, он писал: «Прекрасная страна, прекрасный город, но он был так жестоко и безумно разрушен немцами...»
Она молится, чувствую, что плачет!
- Мамуль, что не так? Что ты хочешь?
- Как там они, мои фронтовики?!!!! Свои ведь!
