LET IT BE. Часть 1. Глава 4: Venus and Mars (alright tonight) - Только раз бывают в жизни встречи

Псковское агентство информации продолжает публиковать роман-репортаж псковских журналистов Юрия Моисеенко и ныне покойного Алексея Маслова.  Предыдущую публикацию можно прочитать здесь >>> 

Часть 1. Глава 4:

Venus and Mars (alright tonight) - Только раз бывают в жизни встречи

Ира Кухлевич давно барахталась в неспокойной журналисткой речке. Но только в последние годы она, как иронизировал Саня Каменецкий, "начала выгребать на стремнину", появляясь в "зомбоящике" в качестве официального интервьюера губернатора. Вне студии близость к власти подчеркивали два дюжих охранника, которых Вячеслав Святославович Добрынин распорядился приставить к теледиве. Такой чести даже в советские времена не удостаивался никто из людей снимающих, а тем более пишущих. 

Начальная школа жизни мадемуазель Кухлевич находилась на Среднерусской возвышенности, где базировалось закрытое предприятия под сложным для шпионов всех мастей названием - "Точлит". Завод выпускал что-то тяжелое для танков, между тем основной обязанностью методиста парткабинета была организация холодных и горячих закусок во время идеологических форумов и конференций. Непыльная должность нравилась Ире, которая не сомневалась, что так и должна строиться партийная работа – в живом общении, все время с людьми, в любых условиях. Впервые на гулянку, сопровождаемую громким пением комсомольских песен в финской бане, она попала еще десятиклассницей после областной комсомольской конференции. Там ее полюбил сухой и спортивный инструктор горкома. Произошло это совершенно случайно, между тостом за мудрое ленинское руководство и массовым забегом в прорубь. Странное обстоятельство: ее неугомонная натура, доселе дремавшая на уроках биологии, неожиданно проснулась, и пытливый женский ум подсказал, что прежний, старорежимный разврат под влиянием эпохи и новых идеологических веяний банально трансформировался в созвучную веку форму, оставив при этом суть без изменения. Короче, блуд, мир, май!

Но любил ли ее инструктор?

- Любовь, это когда жениться хотят, - рассуждала потом про себя Ира. – А он только щипался. Значит, флиртовал…

Этого жизненного багажа ей с лихвой хватило, чтобы не утонуть в волнах новых экономических отношений, которые активно осваивал все тот же инструктор – любовь ее первая и неоднократная. Оптимистической улыбкой он встретил зарю новой капиталистической эры, улыбался и когда начал утюжить трассы вокруг "Точлита" на "Фольксваген-Пассате", а потом - на подержанном БМВ класса "люкс". Улыбающимся его и похоронили – приезжие партнеры по бизнесу попались нервные и несговорчивые. После этого неприятного конфуза Иру пару лет помотало по стране, пока она, наконец, не приземлилась в приграничье.

Профессиональных навыков, почерпнутых в недрах парткабинета, ей хватило, чтобы - для начала - устроиться на областное радио, а потом плавно перекочевать на телевидение. Пользуясь проверенными приемами, она и там быстро сделала карьеру. Ее stand-up'ы от заводских проходных, которые пикетировали голодные и злые работяги, неизменно, прости Господи, "будировали" общественную мысль областного центра. Но особой ее любовью и расположением пользовались правоохранительные структуры. Ира вообще испытывала слабость к людям в форме, и этой слабостью они пользовались. Но особо она выделяла Саблю. В их неистовой связи, которая зародилась на заднем сидении знаменитого джипа, было что-то трагически-грозовое, в стиле Островского. А объяснялось все очень просто: Ира находилась на последнем излете второй молодости. На экране (в пол-оборота, средний план) она выглядела еще хорошо – для выхода в эфир гримировалась сама, сама покупала дорогую косметику, которая позволяла эффектно замазывать изъяны увядающей кожи. Но вблизи, при естественном дневном освещении, ее шансы соперничать с молодой цветущей плотью стремились к нулю. Поэтому, попав в ситуацию entre nous suit diet, Кухлевич, как и велел ей основной инстинкт, действовала решительно. Как-то, сидя рядом с Саблей, который вел машину и одновременно рассказывал про какой-то криминальный случай, она, молча, взяла его, деликатно выражаясь, мужскую инициативу в свою горячую женскую руку. Через несколько мгновений джип, миновав последний городской светофор, вырвался куда-то в поля, где и затерялся до самого вечера.

Смешно, но их отношения не закончилась даже после одного скандального случая. Как-то придя утром на работу, Ирина столкнулась с оператором Пашей Крыловым, который курил в вестибюле, лениво развалившись на продавленном диване.

- Сачкуешь? – вид ничего не делающего мужчины вызывал в Кухлевич неосознанный биологический женский гнев.

- Уже! - немедленно  среагировал Павел.

- Далёко?

- Рядом! Под Ольгинским мостом Ли-си-цЫна нашли. Кто-то его бюстгальтером того…Такой затейник оказался… – Крылов, подавляя зевоту, полез за следующей сигаретой. - Саньку жду.

Кеша Лисицин был таинственным, недавно выуженным мэром из "киргиз-касайских степей", заместителем градоначальника по самым общим вопросам. Занимался он исключительно кризисными ситуациями, то есть добыванием денег в любых количествах и от каждого, кто был заподозрен в сокрытии оных. Залпом "Авроры", возвестившим о начале его борьбы с разрухой, стала драка с музыкантами в "Берёзке" - одном из самых респектабельных ресторанов областного центра. Заказав под "смирновскую" что-то классическое (из Шуфутинского), Лисицин хотел убить двух зайцев – насладиться мелодией и доставить удовольствие некой даме "осьмнадцати" лет, сидящей за тем же столиком. Неизвестно, готов ли был Иннокентий Петрович платить девушке, но уж музыкантам он - точно! - отстегивать не собирался. Не обнаружив на клавиатуре после двух первых тактов сотенной бумажки, главный городской лабух Алик Никитин остановился. Тягостная тишина, повисшая над сценой, стала предвестницей мордобоя, который потом был в подробностях расписан на страницах аполитичного "Обозревателя". Понятно, что "Вести" по этому поводу отделались многозначительным молчанием. Между тем горожане с нетерпением стали ждать дальнейшего развития событий, делая ставки: грохнет ли кого-нибудь Кеша сам, или ему самому устроят "пиф-паф".

- Ну-ну, дерзайте, - откликнулась на новость Ира и бодро застучала каблучками. Добравшись до кабинета, она первым делом набрала рабочий телефон Сабли. Еще через пару минут о бюстгальтере под мостом узнали все. Начальник центра общественных связей "компетентных органов" капитан Краёв, худощавый голубоглазый крепыш, обожавший в часы досуга попить кофе с шоколадкой – досугом он считал время с 9 до 18 - среагировал на новость мгновенно. Скоро практически все силовики (плюс бригада "скорой помощи") в боевой готовности выстроились под Ольгинским мостом. Туда же прикатила и Ира. Дело оставалось за малым: запечатлеть на видеопленку растерзанное тело демократа первого призыва, павшего смертью храбрых в неравной борьбе с темными силами порока.

Но вожделенного тела, как не искали оперативники, не нашли. Подстрекаемый дамой сердца Сабля вместе со своими молодцами облазил все: не поленился даже вскрыть расположенную поблизости часовню, прощупали они шестами и прибрежные глубины. Одновременно усиленный наряд милиции прочесал развалины гостиниц, строящихся на берегу реки с незапамятных времен, вспугнув на этажах немногочисленных бомжей. При досмотре ничего подозрительного кроме пустых банок из-под "Джин-Тоника" да изорванных презервативов обнаружено не было - стояло жаркое лето. Наконец  догадливый Краёв связался с мэром, который ему ответил не скоро, но сердито. По мере того, как протекал разговор, лицо чекиста из нежно-розового становилось пурпурно-красным, сравнявшись вскоре с цветом околыша на фуражках милиционеров. Сабля, в противовес форс-мажорной пигментации Краёва, начал смертельно бледнеть. При этом он тщетно пытался отыскать в толпе коллег автора теле-утки. Кухлевич, сообразив, что Крылов надул ее, как дурочку, сочла за благо быстро удалиться.

После этого инцидента Ирина не разговаривала со своим низкорослым мачо долгих три месяца. За это время она давно и без колебаний простила жестокого милиционера, а ее нежная, ищущая ласки душа истомилась в конец. Игорь Викторович тщательно избегал встреч, а секретарша, проинструктированная самым тщательным образом, на томный призыв любящей женщины каждый раз мстительно отвечала, что "Игорь Викторович занят".

Случай с Мишелем был идеальным для того, чтобы примириться или разругаться навек. Поэтому в тот роковой понедельник, сделав картинку с зареванной Машей, Кухлевич схватив в охапку своих парней, рванула прямо в городское управление. Здесь на пороге кабинета начальника городского управления внутренних дел она решила сказать ему всё! Пока телевизионная машина томилась в  предобеденной пробке, она нетерпеливо вертелась на переднем сидении. Ее женское воображение в красках рисовало будущую встречу. Без ложной скромности она трактовала себя как "Простомарию", оскорбленную невниманием коварного "Виктора". Конечно, верность настоящему полковнику во время разлуки Ира не хранила – ну…ничего не могла с собой поделать, но ее задевало то, что бросили ее, а не она. Это обстоятельство журналистка считала принципиальным.

Наконец их машина, обогнув городской автобус, повернула к нужному дому, и уже через пять минут гордая, сосредоточенная Ира вошла в кабинет Игоря Викторовича. Не готовая к резкому отпору секретарша, не успела даже рта раскрыть.

Сабля всю жизнь считал себя человеком везучим. Он заметил это, когда еще был зеленым стручком-первокурсником средней школы милиции. Как-то на практике, они поехали брать в дальнюю деревню не желавшего перековываться самогонщика. Изготовитель зелья и сам был не прочь сдаться властям, но на беду именно в тот момент, когда милицейский "козелок" подкатил к избе, у производителя топтался изрядно поддатый покупатель. Увидев троих ментов, он вдруг схватил валявшийся под лавкой топор и, вспомнив фронтовую науку побеждать, кинулся в атаку. Пуля оказалась на самом деле дурой - первый предупредительный выстрел настоящим боевым патроном был сделан в воздух. А вот "штык" - топор - явил себя суворовским молодцом. Его каленое лезвие, брошенное могучей рукой сельского тракториста широкого профиля, просвистев над ухом Игорька, с каким-то особым, чмокающим звуком вошло в дверной косяк почти наполовину.

Курсанту Саблину понадобилась десять секунд, то есть на семь мгновений весны меньше, чтобы понять: чуть ниже и лежал бы он на полу, а его коллеги, пачкаясь в крови и морщась от первача, составляли протокол о происшествии. Но и этого времени ему хватило для принятия решения. Пока народ приходил в себя, Саблин с диким криком бросился в ноги тоже оторопевшего алкаша. Тут же сверху на них навалились ребята из наряда, и повергнутого нарушителя  быстро связали. После чего селянина начали месить ногами – к процессу даже присоединился и осознавший свою вину самогонщик. Наконец протрезвевший механизатор выдохнул: "Харэ…сдаюсь". Его почти нежно перенесли в милицейский уазик, потом вернулись в избу и накатили от души, заедая мутное пойло кислой капустой, предупредительно вытащенной хозяином из подвала. После третьего стакана старшой группы, местный участковый, не один год комиссаривший в этих краях, хлопнув курсанта Саблина по плечу, сказал:

- Везунец ты, Игорек! Считай, что заново родился.

…Когда Ирина появилась на пороге кабинета Саблина, он почему-то вспомнил тот случай с задержанием и понял: на этот раз удача не на его стороне. Тем более, что рядом с Игорем Викторовичем стояли два его зама, которым он только что поставил ясную до слез задачу: найти (достать из-под земли) живого (или мертвого) редактора городской газеты. Впившийся в него теле-глаз, заставил Игоря Викторовича продолжить и без того затянувшийся инструктаж. Ему, смерть, как не хотелось оставаться один на один с Кухлевич – не оказаться бы снова со всем своим мужским достоинством в ее инициативных руках. Поэтому он взял грех на душу и, усадив подполковников за широкий казенный стол, в их присутствии дал пространное интервью, где наговорил много лишнего. Вечером того же дня Сабля понял это: минута общения с "акулой пера" практически без купюр вышла в эфир - слабая женщина мстила, и "мстя" её была страшна.

- Ну и где наша "четвертая власть"? – задал Петр Васильевич Мунтян своим помощникам едкий риторический вопрос, выключая телевизор. Несмотря на поздний час в кабинете мэра все еще горел свет…