LET IT BE

Вместо предисловия…

Долгое время в моем архиве хранилась незаконченная рукопись книги, которую мы с Алексеем Масловым (1961-2008), известным псковским литератором и журналистом, задумали, когда вместе работали в городской газете "Новости Пскова".

Как-то после "трудов праведных", рассуждая о том, что сегодня представляет отечественная беллетристика (любимая тема Леши, примеры для которой он брал из псковской писательской жизни), мы подумали: господи, все сейчас пишут романы, а чем мы-то хуже? Сказано это было в шутку, но когда коллега буквально через пару дней после того памятного разговора, показал набросок пролога будущего романа, мы решили, что не должны отступать. Первая часть была готова примерно через полгода.

Это было, в полном смысле, слова, коллективное творчество: один диктовал, а второй сидел за клавиатурой и одновременно правил наиболее корявые с его точки зрения фразы и обороты. Потом мы менялись, но процесс – оставался прежним.

Во второй части было решено разделиться, оговорив, правда, одно условие: любой из нас мог вклиниться в текст соавтора, что-то поправить или порекомендовать исправить. Это была своеобразная литературная игра – буриме, которая, тем не менее, увлекала.

К сожалению, из-за прогрессирующей болезни Леши нам не удалось вместе завершить третью часть, которую мы снова начали писать сообща. К тому времени перерывы в нашей совместной работе становились все длиннее и длиннее, а потом случилось то, что случилось.

Тем не менее, книга требовала своего завершения, которое, к моему великому сожалению, затянулось. Не так давно была поставлена последняя точка в этом странном проекте, который мы назвали по газетному просто: "роман-репортаж". Не так давно, автор строк взял на себя смелость и разместил первую часть книги на закрытой странице "Журналисты Пскова" в Facebook. Реакция коллег по цеху оказалась, как и следовало ожидать, противоречивой.

Например, журналистка, с который мы много лет отработали в "АиФ-Псков", откликнулась на публикацию с явной симпатией. Другой коллега, который тоже прочитал рукопись полностью, со свойственной ему прямотой и искренностью признался: "Юрсаны, так ведь это бред!". Влиятельный издатель, перелистав текст, авторитетно сообщил, что "с коммерческой точки зрения этот проект не имеет перспективы". Другой знакомец (политик по роду деятельности) признался, что "никогда так не смеялся". Были и другие оценки, высказанные в качестве комментария к тесту, за что автор, пользуясь случаем, приносит их авторам искреннюю благодарность – ничто так не ценится в нашем цехе, как поддержка и профессиональное участие.

Неожиданно рукописью заинтересовалась редакцию "Псковского агентства информации», которая предложила разместить на своих виртуальных страницах журнальный вариант книги. Коллеги не стали вдаваться в подробности – почему они приняли такое решение, однако хочется верить, что они руководствовались самыми добрыми намерениями.

Тем не менее, хочу предупредить, что предлагаемый текст – не дидактическое пособие по основам журналистики, также читатель не найдет в нем глобальных обобщений и модных ноне "свинцовых мерзостей". Провинциальная жизнь далека от того, какой ее рисуют на экранах телевидения: как и везде, она вертится вокруг мелкого тщеславия, наивной фанаберии и неистребимого желания оставаться человеком, желания которого не замыкаются на каждодневном удовлетворении своих физиологических потребностей. В этой связи вполне уместно вспомнить любимое Лешино изречение: "Так-то мы все хорошие, жизнь только ставит раком".

И еще одно немаловажное замечание… Отдавая книгу на читательский суд, предвижу, что обязательно найдутся такие, кто начнет строить конспиралогические версии, пытаясь угадать, кто из реальных людей стал прототипом того или иного героя книги. Чтобы пресечь подобные поползновения хочется обратить их внимание на предисловие книги:

"Авторы будут изумлены, если кто-либо из читателей неожиданно узнает в героях романа знакомых ему людей, а в описываемых событиях - сходство с теми, что имели место в реальной жизни. Изумление будет тем более неожиданным, потому что весь ниже следующий текст является тщательно продуманным бредом".

Приятного чтения…

С уважением, Юрий Моисеенко

Биографическая справка:

Юрий Моисеенко - профессиональный журналист. Закончил факультет журналистики Ленинградского государственного университета. Работал в газетах "Молодой Ленинец", "Новости Пскова", "Псковская правда", "АиФ-Псков". С 2000 по 2004 год - собственный корреспондент "Новой газеты" (г. Москва) по Псковской, Новгородской областям и Эстонской республике. С августа 2008 по март 2009-го – соб. корр. "Российской газеты" (Москва) по Псковской и Новгородской областям. Публиковался в "Комсомольской правде", "Независимой газете", "Рабочей трибуне", "Родной газете", "Российских Вестях", "Коммерсанте", "Известиях", "Литературной России" и др. Автор книг "Незнакомая страна" (2006 г.), "Почерк зверя" (2010). В настоящее время – заместитель начальника управления пресс-службы областной администрации.

Алексей Маслов (1961- 2008) – профессиональный литератор. Работал в областном театре кукол, городской газете "Новости Пскова". Стихотворения и прозаические миниатюры Алексея Маслова были включены в книги "Антология русского верлибра", "Антология русского лиризма", "Очень короткие рассказы", "Нестоличная литература". Выпустил три авторских сборника: "Отдельно стоящее дерево...". "Пушкин и Ленин", "Земля Святого Ада", редактировал сборники псковских поэтов-нонконформистов "Дофигаэдр" и "Другая традиция". В содружестве с известным тренером Эдуардом Малафеевым, подготовил к печати книгу – "Футбол! Вправо, влево и в ворота!". В апреле 2001 года обнаружил в архиве Псковского областного театра кукол неизвестную пьесу "Человек, которого не было" и сумел подтвердить её авторскую принадлежность С. Д. Довлатову. По словам Арсена Мирзаева, редактора издательства "Лимбус Пресс", "Алексей Маслов - лирик по преимуществу. Такова его творческая природа. А еще он актер и сказочник. Из этой триады, по моему убеждению, сложился очень неординарно мыслящий и тонкий стихотворец".

*  *  *

Алексей МАСЛОВ

Юрий МОИСЕЕНКО

Авторы будут изумлены, если кто-либо из читателей неожиданно узнает в героях романа знакомых ему людей, а в описываемых событиях - сходство с теми, что имели место в реальной жизни.  Изумление будет тем более неожиданным, потому что весь ниже следующий текст является тщательно продуманным бредом.

"Нет такой ерунды, которую бы нельзя было опубликовать"

Валентин КУРБАТОВ

INTRO: July Morning – А по утру они проснулись.

Редактора убили в воскресенье вечером…

А в понедельник утром, в начале девятого, обозреватель отдела информации газеты «Псковские вести» Юра Щелчков не мог решить два вопроса, свалившихся на него с утра пораньше. Во-первых, после 10 минут бесплодных усилий, он так и не нашел  на первой полосе свежего, уже поступившего в продажу номера, грубую опечатку, за которую еще в дверях редакции его по-отечески «приласкал» ответственный секретарь Горелов. В качестве наказания Щелчков должен был найти опечатку сам.

- Сначала чайку, и покрепче. А потом на фонарь. На фонарь! - подражая картавому вождю, напутствовало Юрку административное лицо.

- Копченый! – буркнул Щелчков, прекрасно зная, что эта реплика достигнет ушей ответсека. Так и задумывалось…

К опечатке Юра имел отношение довольно опосредованное, тем не менее, горожане в силу своего предельного прагматизма, требовательно относились к работе отдела информации своей газеты. Например, они всякий раз искренне недоумевали, когда вдруг не обнаруживали на ее страницах расписания движения автобусов дачных маршрутов, таблицы негативных дней по доктору Хаснулину, а с некоторых пор и обязательного курса доллара – по этому поводу больше всего негодовали ребята, торговавшие валютой возле банков.

Массу хлопот редакции доставляли звонки от возмущенных пенсионеров, которые требовали указывать (с точностью до минут), когда в их квартирах появится горячая  вода. Бывали и такие граждане (в основном вышедшие на пенсию учительницы - "чиры"), которые взяли себе за правило с карандашом в руке просматривать свежую газету. Найдя несколько грамматических и орфографических ошибок (увы), они набирали номер службы информации, или, что случилось реже - секретариата и начинали сетовать по поводу низкого профессионального уровня современной журналистики, отсутствие нравственных устоев и - наконец! - неуважении к читателям, выраженном таким варварским способом.

Слушая такой выговор, Горелов, понятно, бесился, но послать их ему не позволяли ни статус, ни "верхнее" образование. Настроение потом, как правило, портилось: чем-чем, а дерьмом в городе делились щедро и от души.

- Ты внимательно, читай, внимательно, - порекомендовал "униженный и оскорбленный", не отрываясь от компьютера.

"Какое там внимательно!" - подумал Юра, переключаясь на решение второй проблемы, которая заключалась в необходимости побыстрее добраться до кабинета. Там в ящике его письменного стола была спрятана неполная бутылка напитка "типа" коньяк. Сильного похмелья не было, но организм еще помнил вчерашние триста пятьдесят грамм напитка "Медовый", ложкой дегтя к которому стал мерзавчик водки "Плюшкин". Свалившийся, как всегда неожиданно, понедельник лишь добавлял неують утомленному (уже!) организму перспективой долгой трудовой недели.

Единственный и радикальный способ возвращения российской интеллигенции в творческое русло был известен давно, но процессу могли помешать. Увы, но в одном кабинете со Щелчковым  на ниве журналистики, не покладая рук, трудились три дамы, которые вот-вот могли занять свои рабочие места. А бабы эти - незамужний цвет провинциальной журналистики - с некоторых пор по «велению сердца» бдительно следили за всеми аномальными проявлениями своего визави.

- Приплачивает им, что ли Мишель? – удивлялся порой Юрка…

- Ты географию в школе учил? – наконец, не выдержав, спросил Горелов.

- Ага… - выдохнул в сторону Щелчков.

- И я "ага"! - удовлетворился ответсек, которого в народе звали просто: Влад. Или уже совсем просто: Вовка-морковка. Впрочем, это только для "своих".

"География", "гео-гра-фия" - раз, два…. девять букв… - словно решая кроссворд, Юрка продолжил поиск опечатки.

- Ну, ёлы-палы! Куда президент полетел, ты понять можешь?! – не выдержал Горелов: уже десять минут он сидел - пень пнем! - перед компьютером и, медленно закипая, ждал, когда откроется сайт. Щелчков тут же без труда обнаружил сообщение, из которого следовало, что наш всенародно избранный отправился с официальным визитом в столицу Чувашии…Йошкар-Олу.

- Доредактировались! - подумал про себя Юра, а вслух сказал:

- А я-то здесь причем?

- Ну, ты даешь! - ответсек наконец-то оторвался от экрана, - Ты же отдел информации!

- Теоретически - yes! И что? – ушел в глухую "несознанку" Юрец.

- А то! – уже разошелся в конец угорелый Влад. - Кто вместо городской хроники приволок "Аргентина-Ямайка 5:0"? Хоть краем глаза глянул: что у вас идет за подписью "Служба новостей"!

- Look at yourself! – неожиданно среагировал Щелчков.

- В кружку! – уже более миролюбиво откликнулся Горелов. - Свою порцию …люлей  я уже получил. Народ просигнализировал. Куда следует… - уже почти индифферентно провозгласил Влад, пробегая свежую сводку три дабл-ю анекдотов ру.

- Вот и я говорю: лучше один раз стукнуть, чем потом всю жизнь перестукиваться. Отбрехаемся! Так я пошел?

- С тебя три информации! – услышал он уже в коридоре.

"Вай-вай-вай, какой-глюпый-оттет-стенный-секретар!" – уже считал ступени Юрка, вспоминая, что в его компьютере еще с пятницы уютно расположилось несколько новостишек, приготовленных - на всякий пожарный! – случай еще с пятницы.

А дальше все было как в добротном американском боевике – ни одного лишнего движения:

• включить компьютер;
• пока он греется, достать бутылку и стакан;
• набрать пароль;
• налить коньяк в стакан;
• запустить "Пэйдж Мейкер";
• выпить;
• открыть файл;
• дождаться пока коньяк провалиться в организм и начать интенсивно жевать найденный в глубине стола сухофрукт ("Когда-то это было яблоко" - взгрустнул Юрка);
• просмотреть текст информаций;
• понять, надо ли выпить еще;
• налить и… "немедленно выпить";
• снова заглянуть в стол – "Может еще завалялось?";
• переписать местонахождение информации в сети на бумажку – для памяти;
• закрыть файл;
• проверить наличие "Рондо" в кармане...

- Сегодня ты успел, но что будет завтра - известно только Богам…И мне! - прокомментировал юркину суету строгий внутренний голос.

- Между прочим, Бог у нас один. – мысленно ответил ему Щелчков.

- Провайдеры разные… – глухо откликнулся все тот же неизвестный.

Его интонация явственно напоминала гундосого переводчика всех  импортных фильмов времен перестройки. Корр захотел что-то возразить, но именно в этот момент пойло начало действовать. Где-то на уровне солнечного сплетения загорелся заветный огонек, и Юрке стало…хорошо. А еще через пять минут – совсем хорошо. Теперь можно было идти курить, не дожидаясь прорыва к своим рабочим местам правофланговых отдельного ударного женского батальона смерти и (заодно) взять по пути в приемной свежий номер "Вестей" для мамы и соседки.

"Предбанник", через который перешагивал каждый, кто хотел попасть на прием к Мишелю и гордо именуемый "приемной", оказался закрыт.

- Странно! - подумал Юра. - Покурим без прессы. -  вынуждено решил он вышел на улицу, потому что нормальной курилки в редакции, которая располагалась сразу в нескольких квартирах первого и второго этажа обычного жилого дома, не было.

Официально Щелчков считался единственным пьяницей в редакции, хотя по поводу (и без оного) закладывали практически все. Правда, за "это самое" ругали и наказывали именно Юрца - может, потому, что он постоянно подставлялся? Примерно раз в год редакционная коллегия в качестве основного вопроса рассматривала «поведение корреспондента отдела информации имярек». Все заканчивалось по-советски: постановкой на вид с последующим заклинанием: "ни-ни". Тем не менее, гордо исполняя в редакции роль "талантливого, но пьющего", Юрка терпеть не мог, когда бестолковые бабы мешали ему лепить новый и несколько парадоксальный образ российского интеллигента: его религией был Ричи Блэкмор, альфой и омегой мироздания "Nottingham Forest", райскими кущами – закопченная парная бани, где всегда было место и подвигу, и венику. К последнему, как правило, добавлялось еще и пиво, но никто ведь не говорил, что в этой жизни всё будет легко и безоблачно. Приняв на себя эти странные вериги, Щелчков нес их гордо, с достоинством. Причем, с некоторых пор – сольно, после того, как выдающийся поэт и (по совместительству) младший корреспондент отдела социальных проблем Савва Высоковский так укушался во время очередного редакционного застолья, что решил вздремнуть прямо в кабинете шефа. На следующее утро его, отключенного, Мишель и застал на месте преступления.

Картина была в высшей степени живописная: на зеленом сукне старорежимного письменного стола – Михаил Васильевич не выносил мебель в стиле "hi tech" - покоилась буйная головушка Савушки в обрамлении извергнутого из желудка овощного салата. В этой дурно пахнущей субстанции преобладали ярко-красные тона - чувствовалось, что основным ингредиентом поглощенного в качестве закуски продукта был корнеплод под называнием "свекла". Тут же была вызвана "менеджер по уюту" (или проще говоря – уборщица) Маша, которая сначала получила нагоняй за непорядок на вверенной ей территории, после чего ей было предложено провести дезинфекцию с последующей уборкой всего помещения. Ближе к обеду, мучающемуся от похмелья Высоковскому, сообщили, что его "заявление об увольнении по собственному желанию" удовлетворено. Дело оставалось за малым - написать это самое заявление, что и было сделано в пивной, расположенной по соседству. Конечно редактор (за глаза – Мишель) тоже был не чужд пороку. Но одно дело "смирновку" с тишайшим замом, а другое – "Клюквенный" из горла! Тут же вставали "проклятые" вопросы: кто, когда, где?

…От ностальгических воспоминаний Юру отвлекла Вера Андреевна Дычко. Походкой "и чешет, и чешет" она спешила на трудовую вахту, чтобы ровно в девять стать во главе своего ежедневного (минус два выходных) крестового похода в борьбе за мораль и нравственность в отдельно взятом областном центре. Еще в советские времена (сразу после развода с мужем) она озаботилась проблемами общественного целомудрия, калёным словом выжигая из коммунальных нор алиментщиков, алкашей и прочую нечисть. Ее материалы – аккуратно переписанные приговоры судов, через абзац снабженные заклинаниями, типа, "Куда смотрит российская Фемида?!" - больше всего нравились политрукам исправительно-трудовых учреждений и старушкам, занимавших с самого утра лучшие места на скамеечках возле подъездов. С бульдозерным напором она пробивала свои "кирпичи" на самые лучшие места в газете, на голубом глазу убеждая редакционный народ, что только так "Псковские вести" смогут способствовать исправлению нравов, наполнятся глубоким идейным содержанием и т.д.

Как-то, будучи в сильном подпитии, Щелчков долго втолковывал терпеливому Горелову, что Дычко опоздала родиться лет на …дцать.

- Ты пойми, чучело - после 250 граммов С₂Н₅ОН (на 10 молекул воды), введенных в организм перорально, Юрка обычно не выбирал выражения, - она идеально бы вписалась в какой-нибудь прод-раз-вер-сточ-ный (это слово было выговорено только с третьей попытки) отряд, а за спрятанный мешок зерна ставила бы к стенке всю деревню!

Дальше кривая его рассуждений закинула Веру Андреевну на стройки народного хозяйства.

- Где она тоже могла быть очень полезной! - продолжал импровизировать окончательно захмелевший оратор, - Мо-би-ли-зо-вы-вая массы на скорейший пуск Днепрогэса, имея из механизмов одну лопату на всех.

На грешную землю (возле редакции) обозревателя вернула госпожа Дычко.

- Приветствую! – попытался быть нахальным Юрка.

- Здравствуй-здравствуй… -  с материнской иронией ответствовала Вера Андреевна. - Редактор у себя?     

- Приемная закрыта. - пожал плечами Щелчков.

- Та-а-к! – многозначительно протянула Дычко, могучим корпусом навалившись на дверь в редакцию.

- Съест она его когда-нибудь. Обязательно съест! - подумал Юрка. – Это "та-а-к", у нее, как у Винни-Пуха, не спроста…Ну ладно, намусорим и за компьютер. Уже без пятнадцати!

Из-за традиционного отсутствия урны, которую, в очередной раз от парадного входа умыкнули практичные бомжи, Щелчков бросил бычок на асфальт и попробовал вернуться в кабинет. Входная дверь открылась с двойным усилием – ему навстречу из помещения (к солнцу!) вылетел Горелов.

- Жена звонила! Мишель пропал! Ты тут на улице! Я тебе звоню-звоню! Опять!? – выдал он фразу в обратной последовательности. То есть Володя понял, что Юрка принял. Это было "раз". А жена редактора позвонила в секретариат, чтобы навести справки о заплутавшем где-то супруге и, несмотря на подобное ЧП и чудо в одном лице, Юрка осмелился не сидеть за рабочим столом, а курить у входа. Это "два" в последовательности правильной.

- Ну-у… - начала издалека Щелчков, удивляясь пропаже редактора, который, судя по всему, где-то загулял, и неадекватности по этому поводу Горелова. – Вообще нет, что ли?

- Вообще! И Машка плачет, - ответил Горелов.

- Ну, чисто моя бывшая… - почему-то вспомнил Юра. Наверное, принятые в кабинете сто пятьдесят по-хорошему дали о себе знать.

- Кто бывшая? Машка? – не понял Володя.

- Жена Мишеля…Ищет своего, как меня моя бывшая искала.

- Только ты не Мишель!

- А Маша почему плачет?

- Потому что в кабинете бутылки на полу валяются, и кровь на столе. Я уже милицию вызвал.

- Бред какой-то! - прямо-таки задохнулся ответственный секретарь, добавив общей картине несколько смелых алкогольных мазков.

Оказывается, два долговязых внештатника Дима и Рома, двигавшие в массы идею Мишеля о дополнительной прибыли в рамках акции "Купи газету завтрашнего дня – сегодня!", решили скрасить свои мечты о "большой журналистике" походом в ближайший ларек. На следующее утро Маша, явившись в редакцию, обнаружила двери незапертыми, а Димочку - дремлющим за торговым столиком. Начинающий автор приветствовал уборщицу блаженной улыбкой. Пытался он и еще что-то сказать, но…"немотствовали уста". Через минуту входная дверь распахнулась от толчка ногой, и с двумя бутылками "Клюквенной", как спортсмен, несущий в обеих руках по олимпийскому факелу, в редакцию шагнул Рома, провозгласив сакраментально-анекдотическую фразу: "Что, б...я, не ждали?".

Выпроводив супостатов, Маша решила лоск не наводить, а предъявить начальству последствия такого алко-терроризма в понедельник с утра. Тем более, что редактор обычно приходил рано, и времени на уборку до начала рабочего дня хватило бы. Но потом служебный долг все-таки заставил-таки Марию прийти в воскресенье вечером – черт его знает, как отреагирует на запланированную ей демонстрацию безобразия главный в начале рабочей недели?

У подъезда, по словам Маши, стояла большая черная машина – «вроде трактора со звездочкой впереди». Как только уборщица сунулась в помещение, навстречу ей бодро вышел Михаил Васильевич:

- Потом, все потом... – нервно распорядился Миронов. - На сигнализацию поставлю сам.

Эту реплику "главного" Маша расценила как команду: "Марш отседа!". Утром в понедельник, вскрыв помещение, она обнаружила, что дверь редакторского кабинета не заперта: растерянно подмигивал не выключенный компьютер, в углу кабинета стояли пара бутылок из-под армянского коньяка, стол был залит водкой (осколки разбитой "смирновки" прилагались) и… чем-то таким, что напоминало кровь.

- Сам видел. - добавил от себя Горелов. – Сабля уже выехал.

"Саблей" в городе звали начальника УВД Игоря Викторовича Саблина. Оперативную работу - любовь свою первую и неоднократную - полковник обожал, часто повторяя в назидание младшим по званию коллегам, что "Возбудить может и конь!". Уважали его в городе даже братки: Игорь Викторович явно и успешно старался походить во всем на Жеглова-Высоцкого (разве что сапоги с гражданскими брюками не носил), кабинетную работу с удовольствием сваливал на многочисленных замов, нещадно эксплуатировал образ "сыскаря от Бога", и вообще - был "строг, но справедлив".

Единственной слабостью главного милиционера Пскова был его знаменитый «полис джип», ставший таковым после того, как автоумельцы, поколдовали над серийным УАЗом, усилив в конструкции машины всё - вплоть до дворников. Преследовать преступников на "Волге" Сабля считал ниже своего достоинства, поэтому пользовался ею лишь в крайних - протокольных - случаях. Последний раз это было, когда в город приезжал тогда еще премьер Черномырдин. Тем не менее, в редакцию городской газеты Сабля приехал именно на "Волге", решив, видимо, соблюсти конспирацию. Вместе с ним из машины вышла Юркина начальница, заведующая отделом информации Алевтина Жарикова.

- Эту-то где он в такую рань откопал? - подумал Юрка.

Переехав в Псков с далеких северов вместе с "повышенным" мужем, ныне – большим налоговым начальником, Алевтина быстро шагнула на должность заведующей отдела информации, что внесло некоторые коррективы в работу редакции. На службу она начала приходить ходить к половине одиннадцатого, когда подчиненные уже более-менее успевали собрать новости для очередного номера. Став участницей ежедневных планерок у редактора, сама Жарикова писать в газету практически перестала. Лишь иногда она снимала сливки в виде, так называемых, "расследований" - спасибо номенклатурному мужу: как говориться, "деньги к деньгам, а погоны к погонам".

Между тем Сабля уникальной походкой невысокого, широко шагающего человека, направился к парадному входу "Вестей". В коридоре его обложили с боков, словно оруженосцы, Алевтина и Вера Андреевна. Даже посторонний человек, взглянув на эту пару, сразу бы понял: друг друга не любили. И это было мягко сказано. Это была ненависть в крайнем - чисто женском – проявлении, а значит - без причины. Не мудрено, что все сказанное и написанное Алевтиной госпожа Дычко считала глубоко порочным. Как, впрочем, и ее внешний вид. Походку, крашеные волосы (цвет "дикая вишня"), привычку наносить тени - все вызывало у Веры Андреевны праведный гнев. Естественно, что ответ мадам Жарикова был вполне адекватным. Мишель, как мог, удерживал у демаркационной линии враждующих жриц пера, но получалось плохо и не всегда. На планерках под видом полемики из-за сущей ерунды иногда возникали такие яростные споры, что впору было объявлять пожарную тревогу.

Что не удавалось Мишелю, сразу получилось у начальника милиции в силу его профессиональной неделикатности. При этом Сабля никому не нахамил, он просто сразу определил дистанцию:

- Владимир Алексеевич, попрошу вас. – сказал полковник, давая понять окружившим его дамам, что разговаривать он будет с лицом мужской национальности. И вообще, если кровь и водка – тут не до баб. Однако бабы-то думали на своем языке. Поэтому, когда Сабля неожиданно, как вкопанный, остановился на пороге кабинета главного, на него сначала налетел Горелов, а на ответсека навалились уже Дычко и Жарикова. При этом Володя спиной почувствовал тициановское изобилие форм редакционных матрон.

- Па-п-прошу! - скомандовал Сабля. На этот раз интонацию просекли все: надо оставаться на пороге. Вынужденный отслеживать движение милицейского затылка, Влад понял, что полковник медленно прошелся взглядом по кабинету Мишеля. Потом неожиданно присел и с порога заглянул под стол, затем резко, с хрустом в коленных чашечках, поднялся и, совершив поворот на 180 градусов, уставился на присутствующих. Его опять поняли без слов и быстро освободили помещение приемной. Набрав номер на сотовом, Сабля сказал в трубу:

- Саблин. Еду.

Потом, пожав руку, попрощался с Гореловым:

- Позвоню. – многозначительно пообещал он.

Кивнув на прощание дамам, Сабля неожиданно перестал действовать логично и  решительно направился  в отдел информации. Плотно закрыв за собой дверь, он оставил всех в коридоре думать о причинах столь странно выбранного им курса. Что произошло в кабинете, знал только Щелчков - главное действующее лицо милицейского экспромта. Только глянув на вошедшего Саблю, Юрка понял: полковник знает не только то, что его визави уже принял, но и то, сколько у него осталось. Юрец, молча, достал из ящика стола почти ополовиненную бутылку и разлил остатки коньяка в два стакана, мучаясь от истинно российской интеллигентской рефлексии. Выпили, не чокаясь, расстались, не прощаясь. На «посошок» Щелчков протянул Сабле упаковку "Рондо".

- Кстати! – отозвался Игорь Викторович и скрылся в неизвестном направлении…

Продолжение следует...