Espresso от Саши Донецкого: Родом из СССР

30 декабря 2012 года на одной шестой суши был повод отпраздновать юбилей, который, однако, почти никто на постсоветском пространстве - ни в России, ни в так называемых "странах ближнего зарубежья" (во всяком случае на официальном уровне) - почти не заметил: исполнилось 90 лет со дня создания Союза Советских Социалистических Республик, супердержавы, сыгравшей наиважнейшую роль в геополитическом устройстве мира второй половины XX века.

Принципиальное игнорирование юбилея вполне понятно: если кто и выиграл от распада Советского Союза, так это именно национальные элиты, определяющие сегодня политику масс-медиа; чего не скажешь о народах, населявших одну шестую: от ностальгии по Союзу не свободны, согласно опросу ВЦИОМ, проведенному в 2011 году, до 20 % нынешних жителей России. Ко дню 90-летия основания СССР, ВЦИОМ провёл специальное исследование общественного мнения, в ходе которого выяснилось, что каждый второй россиянин (56%) до сих пор сожалеет о распаде СССР. Почти половина респондентов (45%) среди причин развала Советского Союза видят вовсе не пороки коммунистической системы, а политический курс, который проводился в конце 80-х Михаилом Горбачевым. Фактор личности в истории на переломе эпох оказался более чем судьбоносным. Крушение СССР, по мнению многих наших соотечественников, вовсе не было исторически предопределено.

И всё-таки оно произошло, и выросло полноценное поколение, которое уже никогда не признается с гордостью, либо с досадой: "Я родился в СССР".

Крах СССР был не только крахом великого государства, переживавшего острый социально-политический и экономический кризис, но и гибелью многих стереотипов, а для кого-то и целых мировоззрений. СССР — это Атлантида, причём не столько материальная, сколько ментальная, духовная, утянувшая заодно с собой и множество иллюзий. И одна из этих иллюзий — вера в демократический выбор народа, как и вера в этот самый народ.

Лично для меня, допустим, рядового участника референдума о сохранении СССР, 17 марта 1991 года отдавшего свой голос "за" Союз (вместе с более чем 113 миллионами человек, 78% голосовавших), ликвидация единой страны стала поводом навсегда разочароваться во многих ценностях, которые вдалбливались с детства или пропагандировались с началом перестройки.

Крах СССР навсегда убил советский тезис о народе как о главном субъекте истории. Вдруг выяснилось, что народ на самом деле ничего не решает, народ есть быдло, а демократические институты (вроде института всеобщих выборов) есть очередная мнимость.

Вот, больше 20 лет прошло, а после референдума о судьбе СССР я так ни разу и не проголосовал ни на одних из состоявшихся в стране выборах. А зачем? Если трое бывших партийных "секретутов", попарившись в беловежской бане и приняв на грудь, способны мгновенно растоптать волеизъявление миллионов. О какой-такой "демократии" можно вообще тут всерьёз говорить?

"Демократия" — лишь ширма, видимость, искусный механизм манипуляции массами, и эту простую и низкую истину я постиг вовсе не в декабре 2011, на волне "болотных" протестов "белоленточников", а ещё в декабре 1991, когда смотрел по телевизору, как с кремлёвского флагштока спускается ниц алое полотнище со звездой и серпом и молотом.

Поэтому, когда в октябре 1993 года пушки прославленной танковой дивизии палили по зданию Верховного Совета России, меня этот факт нисколько не удивлял. Если можно растоптать один основной закон (я имею в виду Конституцию СССР), то почему не расстрелять второй, почему не проигнорировать третий?

Сама Конституция при подобном правовом раскладе (изначально порочном) из "священной коровы" превращается в очередное "дышло", которое не только поворачивается в любую — нужную власть предержащим - сторону, но и в принципе теряет статус чего-то неприкосновенного и священного.

Думается, что все, кто пережил крушение СССР, в той или иной степени пережили и девальвацию державных ценностей вообще, крах стройной и понятной системы этических координат, регулирующих отношения индивида и государства.

Можно сказать, что 20 лет назад в России и настала эпоха подлинного постмодерна, то есть время полного правого нигилизма, время утраты твёрдых нравственных и эстетических идеалов, когда всё сдвинулось и закружилось в бесконечном карнавале.

Жизнь в СССР, при всех её системных недостатках и бытовых огрехах (вполне исправимых, кстати) всё-таки имела некую телеологию, целеполагание, придававшее смысл общему движению общества вперёд. Гражданин страны мог даже этого целеполагания не осознавать, существуя исключительно в приватно-интимном измерении бытия, сознательно отгородившись от идеологических схем, но даже самый последний диссидент в глубине своего существа оставался советским человеком, в своих поступках он исходил упорно из каких-то идеалов (пусть и с приставкой "анти").

Как очень точно сформулировал Сергей Довлатов, выхватив самую суть эпохи, внутри которой вынужден был жить: "Кроме коммунистов, я больше всего ненавижу антикоммунистов".

В этом шутливом признании писателя содержится важная характеристика системы, ещё существующей по чётким схемам различения Добра и Зла, чёрного и белого, возможного и невероятного.

Сегодня никакой государственной концепции жизнестроительства (кроме разве что теории "пищевой цепочки" и всеобщей психологии потребления) в России не существует. Поэтому и повальная коррупция, и спутники с неба валятся, и вообще: включаешь, а оно не работает.

России, как стране мессианской, необходима великая миссия, и такая миссия у СССР была: строительство справедливого общества, что бы нынче не лепили недоброжелатели СССР.

Лишившись цели и идеала, правопреемница Россия не могла не пуститься во все тяжкие, породив как бы карикатуру на капитализм, чудовищную пародию на либеральное общество, в котором слова "справедливость" или "закон" без иронической улыбки уже никем не воспринимаются. И это ли не главный и самый печальный итог краха СССР?

Ностальгия по СССР — это, конечно, не ностальгия по детству, имеющему вкус газированного напитка "Буратино" или докторской колбасы, а ностальгия по вере в лучшее общественное устройство, уверенность в том, что завтра ты не окажешься на социальном дне.

Нынешний человек, даже самый высокопоставленный и обожравшийся (вроде разжалованного министра обороны Сердюкова), в глубине души всё равно безнадёжно фрустрирован, ибо понимает, в каком фантомном и эфемерном мире живёт. И ни заоблачный счёт в швейцарском банке, ни крепкий забор с личной охраной не способны оградить его от фатального ощущения зыбкости существования. Нынешняя Россия всё равно остаётся для него некой враждебной территорией, чуждой средой, где все окружающие дружно его ненавидят и ждут осечки.

Отсюда вывод: в обозримом будущем жизнестроительный проект СССР ещё будет востребован, вопрос только в том, при каких исторических обстоятельствах: в порядке разумной необходимости или в хаосе революционного слома, сверху или снизу?

Саша ДОНЕЦКИЙ