Espresso от Саши Донецкого: Дети на щите
"О защите детей" не высказался только Обломов, и я, право слово, не собирался, доверившись телевизионной трескотне, но тут вдруг "Телеком" пригласил на дискуссию "Стакан воды". Как раз на сию животрепещущую тему, в гипотетической роли противника закона, и я гипотетически согласился, всё ж таки имею какое-никакое отношение к СМИ, и значит, рано или поздно коснётся. Так о чём там, бишь, тревожатся да глумятся записные хроникёры?
Распечатал закон, углубился в чтение. И надо же — пришёл в лёгкий ужас. Вот что значит судить о законах не по пересудам и байкам профессиональных балаболов, то бишь журналистов, а прямо из первоисточника. Впечатление пожёстче "Фауста" Гёте и песен группы "Cannibal Corpse".
Телеканалы забивали мне мозги всякой чушью, популярными мультиками, которые якобы пропагандируют алкоголизм и курение ("Ну, погоди!") или даже нетрадиционные сексуальный связи: "Голубой, голубой, не хотим играть с тобой!" ("Голубой щенок"). А что на самом деле?
На самом деле, прикрываясь детьми, в жизнь проведён, наверное, самый жёсткий закон в сфере цензуры публичного пространства. Уж извиняюсь, но инициаторы закона в каком-то смысле уподобились фашистам, которые вели бой, защищаясь телами обречённых на гибель детей.
Дети, по моему разумению, здесь только предлог. Тогда как в действительности речь идёт об ограничениях распространения информации, причиняющей, по мысли авторов закона, "вред здоровью и (или) развитию детей".
Все виды информации, "причиняющей вред", изложены в "статье 5-й". Я не стану их цитировать, все и так примерно представляют.
Мы знаем, что жёсткость законов в России компенсируется их ненадлежащим исполнением, так уж сложилось исторически, и думается, что закон "О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию" (так полностью звучит название документа) не станет исключением. Потому что этот закон, как мне видится сейчас, будет очень трудно соблюдать. Уже потому трудно, что дети вообще-то живут не в резервациях, а рядом с нами. И по пальцам да по глазам им лишний раз не ударишь.
К тому же в законе имеются оговорки. Одна, например, гласит, что закон не распространяется на оборот информационной продукции, "имеющей значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества". Иначе все слепки античных статуй пришлось бы вышвырнуть из студий Детских художественных школ. А копию статуи Давида работы великого Микеланджело вынести из Музея изобразительных искусств имени Пушкина в Москве. Да много чего пришлось бы из музейных залов вынести и запрятать с глаз долой.
В реализации закона самое интригующее: кто эти люди? В смысле — некие "эксперты", которые будут делать экспертизу и оценивать, тянет тот или иной вид информации на "имеющий значительную историческую, художественную" и тру-ля-ля ценность, или не тянет? Что это за секта халдеев, которая будет решать за "плебс", то есть, получается, за нас с вами? Я не хочу, чтобы кто-то чего-то решал за меня или моего ребёнка. Сами как-нибудь разберёмся.
Но нет, мне подсовывают какого-то анонимного "эксперта", дядьку или тётку с непонятными эстетическими и моральными комплексами, может быть, тараканами в мозгах. Я принципиально против таких дядек и тётек протестую. Пошли они на!
Не мешайте, в конце концов, мне и моему ребёнку воспринимать культуру, в том числе и современную, во всём её богатстве и многообразии, без пошлых наклеек: 12+, 16+. Руками не троньте! Липкими пальцами "экспертизы".
В компетентность, или, скажем так, в чистоплотность, так называемых "экспертов" я не верю. Увы, приходилось сталкиваться в личной судебной практике. Эксперты нарисуют вам, что захотят, или, вернее, чего им закажут. К тому же эстетика — наука изначально неточная, где там критерий истины?
Вот тут-то и таится главный камень преткновения, главная опасность. Критериев (кроме, конечно, самых грубых и откровенных образцов) на самом деле никаких нет. Всё размыто, неопределённо, в состоянии мерцающей зыбкости.
Художественная или культурная значимости имеют ценз времени или нет? Или всё, что до нулевых, автоматически проходит, а всё, что после — ещё стоит поглядеть?
Как вообще можно определить "художественную" ценность, и что-то разрешить, а что-то выбраковать?
У Ван Гога, по преданию, не купили ни одной картины. Потому что буржуазная публика считала их "малохудожественными". Сегодня те же несчастные полотна стоят миллионы.
Когда я был маленьким, то у меня была любимая книжка — сборник рассказов и стихов питерских детских поэтов. И там была подборка поэта Олега Григорьева. Я зачитывался стишками Григорьева, и они неизменно вызывали в детском сердце "смех и трепет". Что-то я сильно сомневаюсь, появись Григорьев не в кондовые 60-ые, а сегодня, прошёл бы он сквозь цензурную мясорубку новоявленного закона "о защите детей"? Почему-то кажется, что нет. Вот моё любимое стихотворение из того сборника "Дружба" 68-го года издания: "Про птичку":
Хоронили дети кошку.
Кошку с плачем провожали
Под трезвон кастрюльных крышек.
На балконе толстый дядя
Брил свой толстый подбородок
Безопасной тонкой бритвой.
Как увидел этот дядя,
Что внизу хоронят кошку,
Говорит: "Вот это нате!",
Говорит: "Хоронят кошку!",
Говорит: "Подумать только!
Никогда бы не подумал:
С плачем кошку провожают
Под трезвон кастрюльных крышек".
Из детей, который больше,
Говорит ему: "Не кошку",
Средний тоже утверждает:
"Мы хороним, но не кошку".
Самый маленький детёныш
Говорит сквозь слезы: "Птичку.
Эта кошка съела птичку,
Мы поймали эту кошку
И несем ее в коробке
Всем ребятам напоказ".
"Ну! - воскликнул толстый дядя. -
Вот так так!" - и рассмеялся.
Говорит: "Я видел много,
Но такое - в первый раз!"
Типично детское стихотворение, то есть немного абсурда, немного жути, и много взрослой иронии, на таких стихах дети и открывают новое, и взрослеют, но вот, скажем, согласно закону "о защите детей", этот текст следует ограничить в распространении, поскольку он вполне подпадает под следующее определение неугодной информации: "вызывающая у детей страх, ужас или панику, в том числе представляемая в виде изображения или описания в унижающей человеческое достоинство форме ненасильственной смерти, заболевания, самоубийства, несчастного случая, аварии или катастрофы и (или) их последствий".
Я нарочито выбрал самый невинный, советский пример из стихов Григорьева, а ведь в перестройку были опубликованы и другие его знаменитые стихи для детей, на которые сегодня никакую этикетку, получается, не приклеишь. Всё, даже классика жанра, пойдёт в эстетический брак:
Я спросил электрика Петрова:
— Для чего ты намотал на шею провод?
Петров мне ничего не отвечает,
Висит и только ботами качает.
Дети-живодёры из сострадания, качающийся труп электрика, что это за чернуха такая? Разве она не травмирует ребёнка?
Может, я утрирую, и среди халдеев найдутся детские психологи, которые объяснят, в каком возрасте "уже можно" читать "подобное", но гарантии никакой нет, и не в случае Григорьева, конечно, а в случае простого обывателя, который, согласно конституции, имеет право на получение информации, и даже такой сомнительной, как стихи.
Ничего ещё не случилось, никто не побежал запрещать книжки Григорьева, или кого -то ещё, но проблема в том, что может случиться, да, и очень-очень скоро. "Художественный" критерий - штука тонкая и чрезвычайно коварная.
Когда закроют одну газету, потом другую, затем прихлопнут какой-нибудь типа оппозиционный сайт, и всё на основании этого "художественного" критерия, мало никому не покажется, и нынешние рассуждения "про птичек" покажутся милым пустяком.
Саша ДОНЕЦКИЙ.
